30  

– Конечно.

– Вы мне верите?

– В общем, да. Думаю, тебе их подложили.

– Но зачем? – шмыгнула носом Клара.

– Чтобы дядя заподозрил племянницу в воровстве и выгнал из дома. Кто-то в семье ненавидит тебя до такой степени, что готов на любую подлость.

– Это Белла, – прошептала Клара, – а еще Валерий.

– Родной отец? – изумился я.

– Он мне отчим, – пояснила Клара.

– А твой настоящий папа где?

Она пожала плечами:

– У меня его нет и не было. Я незаконнорожденная.

Последняя фраза прозвучала словно цитата из литературы девятнадцатого века.

– В наше время, – приободрил ее я, – это понятие устарело. Тысячи женщин во всем мире воспитывают детей без отцов, тебе нечего стесняться. А давно Валерий женат на твоей маме?

– Двадцать один год, – сообщила Клара, отхлебывая воду.

– А сколько же тебе?

– Двадцать один.

– Что-то я не пойму…

– Ничего сложного, – вздохнула Клара, – когда Валерий женился на маме, она была беременна от другого.

Она схватила бутылку «Новотерской». Я молча наблюдал, как тоненькая струйка воды наполняет стакан. Ей-богу, некоторые люди удивляют меня до глубины души. Если уж ты принял непростое решение жениться на женщине, которая носит под сердцем плод чужой любви, то будь благороден до конца. Зачем сообщать ребенку, что не являешься его биологическим отцом? Ведь ясно, что в подростковом возрасте получишь от падчерицы кучу проблем.

– Может, ты ошибаешься, – я осторожно продолжил разговор, – Валерий двадцать лет воспитывает тебя…

Клара горько усмехнулась:

– Он меня не замечает вообще, смотрит как на… на кошку. Впрочем, нет, с киской играют, ее гладят. Я для него словно программа телевидения! Нет, опять не то сравнение, она ведь тоже нужна, правда, всего одну неделю. Я вроде дурацкого подарка от богатого родственника. Принес он бедным племянникам железную метровую вазу. И вот теперь несчастные не знают, чего с ней сделать. Выбросить нельзя – дядя обидится, а дома держать неудобно. Вот и задвинули сувенир в угол, бегают мимо и не видят, только споткнутся иногда. Я не брала деньги.

– Кларочка, – ласково сказал я, – пока Сергей Петрович не узнает имени настоящего вора, он будет считать преступницей тебя.

Девушка угрюмо кивнула:

– Понятное дело.

– Значит, в твоих интересах помочь мне.

– В чем?

– Я должен найти того, кто совершил преступление.

Клара удивилась:

– Вы не секретарь?

– Секретарь, только хозяин поручил мне еще и это дело, в милицию он обращаться не хочет.

– Позора боится, – скривилась Клара, – а чем я-то помогу?

– Скажи, дружок, ты хорошо знаешь всех, кто сейчас живет в доме?

– Достаточно.

– Давай поговорим о них?

Клара оглянулась.

– Только не здесь, лучше у меня в комнате.

– Абсолютно с тобой согласен, – улыбнулся я, и мы переместились в ее спальню.

Там царил жуткий кавардак. Я покачал головой и спросил:

– Всегда живешь в таком беспорядке?

Клара стащила с кресла кипу одежды, швырнула ее на постель, плюхнулась на освободившееся место и ответила:

– У меня обычно убрано, только постель не трогаю, все равно перестелят. Это дядя все разбросал, остальные деньги искал.

– А что? – притворился я идиотом, – разве у него не десять тысяч украли? Какая же сумма исчезла?

– Фиг его знает, – отозвалась Клара, – он мне ее не назвал. Тряс за плечи и орал: «Живо верни, немедленно, отдавай все, дрянь». А потом принялся комнату громить, тумбочку сломал. И еще вот.

Ее глаза медленно наливались слезами. Дрожащими руками Клара подняла с ковра что-то блекло-розовое и показала мне. Это были останки плюшевой игрушки.

– Его звали Чуней, – тихо сказала Клара.

– Что это?

– Мой талисман, поросенок Чуня, – убитым голосом пробормотала Клара, – я его люблю. Он мой единственный друг! А дядя схватил его, голову оторвал, туловище растерзал… Нет моего Чуни, умер.

Господи, да она совсем ребенок! Несчастный, не любимый ни матерью, ни отчимом, ненавидимый двоюродной сестрой. Поросенок Чуня был ей вместо друга. Ну зачем Сергей Петрович уничтожил игрушку? Ясное дело, что в ней не могло быть спрятано более ста тысяч долларов! Вот уж не ожидал от Кузьминского такой жестокости.

Боясь, что у Клары опять начнется истерика, я вырвал из ее рук останки Чуни.

– Давай сюда!

– Зачем? – Она попробовала слабо сопротивляться.

– Отдам в починку, твоего Чуню сошьют заново.

  30  
×
×