18  

— Две тысячи? — растерялся алари. — Я должен уточнить количество, имеющееся на складе…

— Две единицы, — объяснила Маша. — Мне и Данилову.

— Правильно, — кивнул я. — У меня глазомер плохой. Вдруг не разберусь с дистанцией…

У дверей Маша покосилась на ярко-красные диски, спросила:

— Атомные мины?

— Да, — преданно отозвался алари. Похоже, последний Машин выбор произвел на него впечатление.

— Знакомые штучки, — без особого почтения сказала Маша, но брать их не стала. — Пошли ко мне, Петя. У меня есть кофе.

— Откуда такие познания в их оружии? — спросил я в коридоре.

— Информация немного доходит, — уклонилась Маша.

Знаем мы, до кого обычно доходит информация…


В каюте, которую алари гостеприимно отвели для людей, мне пришлось побывать только один раз. Усаживаясь в кресло, я невольно вспомнил свою искреннюю радость, испытанную при мысли, что существуют специальные подставки для сидения.

Радостная болезнь — склероз. Сплошные приятные сюрпризы.

Кофе был швейцарский, «Нескафе», в саморазогревающихся пластиковых чашках из полетного рациона шаттла. Я выдернул дурацкую трубочку — сосать кофе через соломинку можно лишь в невесомости или при помрачении рассудка, содрал с крышки обертку из фольги, с удовольствием принюхался — та штука, что заменяла кофе у Геометров, все-таки имела абсолютно другой вкус, сделал глоток.

— Спасибо, Маш. Это то, что было нужно.

В общем-то женщинам всегда приятны комплименты по поводу их кулинарного мастерства. Даже если они всего лишь открыли консервную банку, стоит восхищаться так, словно тебя накормили паровой осетриной или рассыпчатым узбекским пловом. Маша тоже приняла комплимент с удовольствием.

— Не понимаю, как вы летаете по месяцу, — заявила она. — Ничего толком нет съедобного.

— На космодромах есть ресторанчики. Там нормально готовят.

— И что, все завозят с Земли?

— Нет, конечно. Обычно доставляют образцы мяса, картошки, зелени. А чужие их подращивают на своих пищевых синтезаторах. Тоже дорого, но дешевле, чем возить по-настоящему.

— Удобно, — согласилась Маша.

— Не до конца. Понимаешь, обычная еда всегда разная. Даже если картошка с соседних полей, все равно она разная. А мясо тем более, двух одинаковых коров не существует.

— Убивать животных для еды — мерзость, — неожиданно сказала Маша.

— Ты вроде не вегетарианка…

— Нет, но лишь по рассудочным соображениям. Животная пища необходима, поэтому приходится ее употреблять.

Меня такой подход позабавил. Любишь мясо, так не надо вставать в позу…

— Смешно? — строго спросила Маша.

— Да. Твои военные познания и любовь к животным…

— Знаю, знаю, Гитлер был вегетарианцем… Петр, одно дело честный бой, другое — употребление живого в пищу.

Я дальше спорить не стал, в таких случаях это бесполезно, лишь заметил:

— Все равно, твоя любовь к оружию скорее характерна для мужчин.

— Ну и что? Я в детстве очень переживала, что не родилась мальчиком. Меня даже к психиатру водили, но оказалось, что сексуальных нарушений нет, лишь повышенная агрессивность и стремление властвовать.

Я поперхнулся кофе и зарекся общаться с Машей на подобные темы. Всегда пугался такой откровенности.

Но обстановка, честно говоря, только подобным беседам и соответствовала. Дед со счетчиком… увы, теперь о них приходится думать вместе, отсутствовали, может быть, общались с командующим, не знаю. А Данилов остался у шаттла.

— В арсенале я вначале думал, что ты все выгребешь, — сказал я, неуклюже переводя разговор на другую тему. — В силу повышенной агрессивности.

— Зачем? Один образец оружия, основанного на силовом поле, один лучевой излучатель, а главное — ггоршш. Наглеть вредно… Петр, ты позволишь интимный вопрос?

Мгновенно настроившись на подвох, я кивнул.

— Ты тяжело перенес смерть деда?

— Что?!

Маша вздохнула, уселась напротив.

— Петр, все-таки это смерть. Нельзя же и в самом деле считать, что человек — лишь набор электрических сигналов в синапсах.

— А что тогда? Душа? — в горле пересохло, и я начал запинаться.

— Не обязательно. Я неверующая. Но тело — это по меньшей мере половина человека.

Я смотрел ей в глаза — нет, она не шутила. Да и не шутят таким.

— Маша, для нас с тобой — может быть. Мы молодые. У нас гормоны бурлят.

  18  
×
×