Вот уже тридцать лет мои дни скучны и однообразны. Нет подруг, нет...
Стыдно-то как… И ведь ожидал я этого. Знал прекрасно, что в первый раз толком не получится. Во всех книгах написано, что вначале мужчина плохо процесс контролирует, этому тоже учиться надо. А такого ловеласа из себя строил…
— Ты меня так хотел? — спросила Ната. Провела ладонью по спине. Она казалась разочарованной, но несильно.
— Да, — хватаясь за спасительную соломинку, ответил я. — Наташка, прости…
— Ой, ну брось, даже приятно, когда парень так тебя хочет. А спорим, я тебя сейчас…
Она засмеялась, навалилась на меня сверху, и неловкость сразу куда-то делась, вновь вернулось желание, почему-то замешанное на мысли — каким теперь будет мир, он ведь изменится, не может не измениться после такого, у меня, наверное, на лице все будет написано… и Лида тоже все поймет… не должен я сейчас о ней думать, это нечестно…
Встать. Нет, надо встать. Двигаться, смотреть на мир, а не на блеклые тени прошлого…
Наташка, прости, я и впрямь забыл. Тебе, конечно, все равно. Ты уж точно меня забыла… знаю я твою любвеобильность. Но я тебя и правда немного люблю. Как первую свою женщину. Ты уж прости. На первых не женятся. Им просто благодарны. Но это ведь тоже немало…
— Итак, твои действия, курсант?
— Предупредительный выстрел по курсу.
— Так. Неопознанный самолет не реагирует и продолжает движение в сторону государственной границы.
— Еще раз потребую следовать за мной… повторно произведу выстрелы по курсу.
— А не зацепишь самолет-то?
Майор смеется. Ему нравится загонять меня в тупик. Не то, чтобы он меня не любил — он со всеми так поступает. А уж тем более с лучшими курсантами.
— Не зацеплю.
Вокруг качается небо. Старенькая спарка идет на десятикилометровой высоте. Управлять положено мне, но майор отобрал штурвал. Ему нечасто удается полетать. А у меня еще все впереди.
— Кстати, на «шестьдесят седьмом» пушечного вооружения нет.
Ты не пробовал делать предупреждающие залпы самонаводящимися ракетами?
Я молчу.
— Хорошо. Ты все сделал по инструкции. Самолет следует в сторону границы.
— Запрашиваю землю.
— Тебе отвечают «действуйте по обстановке». Они всегда так отвечают, курсант. Запомни — ты стрелочник, и отвечать только тебе. Ну, иногда еще тому вспотевшему от страха офицеру, что сидит на микрофоне…
— Приближаюсь к самолету, чтобы установить тип.
— С равной вероятностью — пассажирский «Боинг», самолет радиолокационной разведки или десантный.
— Я определю.
— Нет, курсант. Ночью, в старой машине… ничего ты не поймешь. Твои действия! Десять секунд! Объект у нейтральной территории! Бери управление.
Ну почему он разыгрывает древнюю историю корейского «Боинга» именно со мной? Почему? Именно со мной, чьи родители разбились… и никому не известно, была ли это простая усталость металла или не в меру старательный пэвэошник… Затерявшийся в небе на старой машине, измотанный нерешительностью земли, помнящий об американском «карантинном поясе», установленном в годы правления хунты, об осмелевших китайцах…
— Время!
— Огонь.
Я даже нажимаю кнопку пуска. Непроизвольно, успевая откинуть предохранитель, качнуть самолет — носом к несуществующему нарушителю, и вдавить красную кнопку до отказа…
Разумеется, ничего не происходит. Кнопка светится, но толчка от стартующих ракет нет. Никто не подвешивает к спарке в пилотажном полете боевые ракеты.
Майор отвечает не сразу. И в голосе легкое удивление.
— Цель поражена, курсант. Самолет падает. Твои действия?
— Сопровождаю цель до контакта с землей.
— Не боишься увидеть, что это было?
— Боюсь.
Майор вздыхает:
— Извини дурака, Петя. Веди на точку.
Я закладываю разворот, неуверенно, руки будто чужие, но майор не поправляет. Вокруг — только небо.
— Я обычно говорю, что это был пассажирский самолет, — вполголоса произносит майор. — Нам… нам положено так говорить. Пыл охлаждать загодя. Стране не нужны инциденты…
Я молчу.
— Но тебе я скажу правду, — сухо и четко сообщает майор. — Это был американский бомбардировщик.
Встаю. Уже встал.
Какой смысл сбивать бомбардировщик, уносящий свой смертоносный груз обратно?
Прямой.
В назидание.