50  

Но они – руки и ноги мои – не подчинились моему желанию, воспротивились смертельному искушению. И голова начала выныривать из-под толщи воды – так же медленно, как входила в нее минуту назад. Я был преисполнен глубочайшей благодарности к своему телу, помогавшему мне в этой сумасбродной затее – подняться по скалистому руслу водопада в поисках меча.

И вот, когда голова наконец показалась над водой, я увидел, как сияет надо мной солнце, и жадно, полной грудью вздохнул. Воздух придал мне новых сил. Огляделся вокруг, заметил в нескольких сантиметрах от себя плато, по которому проходили мы с Петрусом. Это и был конец пути. Я чувствовал неимоверное желание подтянуться, уцепившись за что-нибудь, но из-за водяного потока не в силах был разглядеть ни уступа, ни выбоины. Нет, миг завоевания еще не настал, и следовало обуздать порыв. Наступило самое трудное: вода с диким напором била меня в грудь, силясь сбросить назад, на землю, откуда я осмелился уйти вдогонку за своими мечтаниями.

Не время было размышлять о Наставниках и о друзьях, и я не мог взглянуть в сторону и увидеть, что Петрус готов прийти мне на выручку, если я начну соскальзывать. Он, наверно, миллион раз совершал этот подъем, думал я, и не может не знать, что именно здесь и сейчас мне отчаянно нужна помощь. Но он покинул меня. А может быть, и не покинул, а стоит где-то рядом, но я не мог даже повернуть голову, чтобы не потерять равновесие. Я должен все сделать сам. Я должен в одиночку свершить свое завоевание.

Крепко упершись обеими ногами в выступ скалы и одной рукой держась за него, я высвободил другую и попытался с ее помощью примириться с водой. Она не должна была оказывать мне ни малейшего сопротивления, ибо я действовал на пределе своих сил. И рука, зная это, превратилась в рыбу, которая вроде бы покорилась течению, но знала, куда ей надлежит приплыть. Я вспомнил, как видел в детстве в кино: лососи, идя на нерест, одолевали, перепрыгивали пороги – у них тоже была цель и они обязаны были достичь ее.

Рука поднималась медленно, будто сама собой, безо всякого моего участия, потеряв в воде свой вес. И вот мне удалось наконец высвободить ее и, найдя опору, ей, только ей, ей одной вверить судьбу моего тела. Вот, подобно лососю из кинокартин моего детства, она снова погрузилась в воду возле площадки, нашаривая точку, о которую я мог бы опереться для последнего, завершающего прыжка.

Но скала была до зеркальной гладкости отполирована водой, которая столетиями омывала ее. Но ведь должен же быть какой-нибудь уступ или расщелина – если Петрус смог выбраться наверх, смогу и я. Мне было очень больно: теперь я знал, что остался последний шаг, а именно в эти мгновения силы изменяют человеку и он теряет веру в самого себя. Так уже бывало со мной – совладав с океанскими валами, я тонул в невысокой волне прибоя. Но не век же так будет и недаром ведь решился я пройти Путем Сантьяго – сегодня я должен победить!

Свободная рука соскальзывала с гладкой скалы, а давление возрастало с каждой минутой. Я чувствовал – тело немеет и не слушается, ноги вот-вот пробьют судороги. Вода с силой била меня и в пах – боль была невыносимой. И вот я все же сумел нащупать в камне выбоину – совсем небольшую и расположенную чуть в стороне, но и она, когда придет ее время, послужит опорой для второй руки. Я определил то место, куда должен попасть, а свободная рука продолжала искать путь спасения. В нескольких сантиметрах от первой меня ожидала еще одна точка опоры.

Да, вот она. Вот оно, то место, которое столетиями служило паломникам, проходившим Путь Сантьяго. Я понял это, и вцепился в нее изо всех сил. Другая рука разжалась: ее отбросило назад бешеным напором воды, но я во весь размах плеча описал дугу – и рука попала туда, куда должна была попасть. А вслед за тем все мое тело рывком проделало путь, проторенный руками, и за ними следом выбросилось на вершину.

Последний шаг, великий шаг был сделан. Тело рассекло воду, и уже в следующее мгновенье бешеный водопад стал плавным, почти недвижным потоком. В изнеможении я раскинулся на берегу. Солнце било и грело меня, и я вспомнил, что победил и что жизни во мне ничуть не меньше, чем было там, внизу, в озерце. Шум воды не заглушил шаги Петруса.

Я хотел было приподняться, поделиться с ним переполнявшей меня радостью, но измученное тело не слушалось.

– Лежи-лежи, отдыхай, – сказал он. – Постарайся дышать глубже.

Я послушался и тотчас погрузился в глубокий сон без сновидений. А когда проснулся, солнце светило совсем с другой точки, а Петрус был уже полностью одет и, протягивая мне мои штаны и майку, говорил, что нам пора идти.

  50  
×
×