На шаг сзади

– А было и другое оружие?

– Вор, как ни странно, не тронул дорогущий штуцер на лося, зато прихватил два пистолета. Точнее, револьвер и пистолет. Какой марки, неизвестно. Вестер написал, по-моему, довольно скверный рапорт по краже. Из него, например, совершенно неясно, как вор проник в дом. Ты, я думаю, понимаешь, какой из всего этого можно сделать вывод.

– Ты намекаешь, что в парке стреляли из этих пистолетов? Это надо выяснить как можно скорее.

– Людвика находится в Даларне, – сказал Нюберг. – Отсюда довольно далеко. Но оружие, понятно, может вынырнуть где угодно.

– Вряд ли Сведберг украл ружье, из которого его потом убили.

– Когда дело касается краж оружия, прямых закономерностей нет. Оружие крадут, продают, используют, потом опять продают. Может быть, ружье, прежде чем оказалось в квартире Сведберга, сменило много владельцев.

– Как бы там ни было, это очень важно, – сказал Валландер. – А то мы словно в тумане.

– Здесь чудесная погода, – сообщил Нюберг, – а вот рыскать в поисках трупохранилища довольно противно.

– Уйдешь на пенсию и забудешь, – утешил его Валландер. – И ты забудешь, и я забуду, и все, кто в этом копается.

Нюберг пообещал сейчас же заняться идентификацией оружия и патронов. Валландер склонился над блокнотом, чтобы попытаться подвести для себя какие-то итоги, но телефон зазвонил снова. Это был доктор Йоранссон.

– Вы не пришли на прием, – сказал он с упреком.

– Прошу извинения, – сказал Валландер, – хотя, собственно, извинений мне нет.

– Я понимаю, что вы очень заняты. Какие-то жуткие вещи происходят. Неохота открывать газету. Я несколько лет работал в больнице в Далласе. «Истадская смесь» все больше напоминает техасские газеты.

– Мы работаем сутками, – сказал Валландер. – Это неизбежно.

– И все равно вам надо заняться здоровьем. Нелеченый диабет в сочетании с высоким давлением – с этим шутить не стоит.

Валландер рассказал, как ему ночью измеряли сахар крови.

– Это только подтверждает мои опасения. Вас надо тщательнейшим образом обследовать. Печень, почки, функция поджелудочной железы… С этим тянуть нельзя.

Валландер понял, что улизнуть не удастся. Он пообещал явиться на следующий день натощак и принести утреннюю мочу.

– У вас, конечно, нет времени прийти и взять специальную пробирку для мочи, – сказал Йоранссон.

Валландер положил трубку и отодвинул блокнот. Он, конечно, здорово запустил себя за все эти годы. Собственно, началось это тогда, когда Мона потребовала развода и ушла. Скоро уже семь лет. Она во всем виновата, подумал он, но тут же отогнал эту мысль. Вина его и больше ничья.

Он поднялся и подошел к окну. Яркий, солнечный августовский день. Йоранссон прав. Он должен заняться собой всерьез. Он обязан прожить еще как минимум десять лет. Почему ему в голову пришел именно этот срок – десять лет, объяснить он бы не сумел.

Он вернулся к столу и уставился на пустой блокнот. Потом начал искать телефоны в Испании и Франции. Судя по записи в телефонной книге, мать Исы Эденгрен обнаружилась в Испании. Он набрал номер. Послышались длинные гудки. Он хотел уже повесить трубку, как услышал мужской голос.

Валландер представился.

– Мне жена сказала, что вы уже звонили. Я отец Исы.

Валландеру показалось, что в голосе собеседника прозвучало сожаление – дескать, лучше бы ему не быть отцом Исы Эденгрен. И разозлился.

– Вы, разумеется, собирались приехать, чтобы позаботиться об Исе, – сказал он.

– Вообще говоря, нет. Не собирались. Мы не видим какой-либо опасности для Исы.

– Откуда вам это известно – есть опасность или нет?

– Я говорил с больницей.

– Вы, случайно, не представились Лундгреном?

– Что?

– Я просто задал вопрос.

– Что, полиции больше нечем заняться, кроме как задавать идиотские вопросы?

– Отчего же нечем, – сказал Валландер, уже не скрывая раздражения, – мы, например, можем попросить испанскую полицию надеть на вас наручники и первым же самолетом отправить домой.

Это, конечно, было неправдой. Но он уже не мог сдерживаться. Это абсолютное равнодушие к судьбе собственной дочери, сын, покончивший с собой… Неужели можно так относиться к собственным детям?

– Я расцениваю это как оскорбление личности.

– Слушайте меня внимательно. Трое друзей Исы убиты. Иса должна была быть четвертой. Речь идет об убийстве. Так что вы будете отвечать на мои вопросы, или мне придется в самом деле просить о помощи испанскую полицию.