Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо

— Как это? — не понял Хасан.

— В каком году ты родился? — пояснила Клава.

— Мне двадцать пять лет.

— Молоденький совсем, как я и думала. Ну ничего, я тебя воспитывать буду. Сделаю из тебя нормального сибирского мужика с арабскими корнями. Сейчас модно молодого мужа иметь. А чем я хуже других? Почему я должна одна свой бабий век прозябать?! Так что, дружок, ты от своих слов не отвертишься! Я твою лавку хорошо запомнила. После ужина приеду, чтобы был при полном параде. А то рубашонка у тебя какая‑то грязная, пообносился ты здесь совсем. Неухоженный, нечищеный, пыльный какой‑то. Надо тебя продезинфицировать, хорошенько почистить, побрить, подстричь, надушить — будешь на человека похож. Так что, Хасанчик, со мной шутки плохи! Я баба серьезная, конкретная, одним словом. Ежели тебя после ужина в твоей лавке не будет, то я ее с разбега завалю, честное слово. Большие убытки потерпишь. Беспорядков наделаю — мама родная! Мы, сибирячки, шутить не умеем. Сровняю твою лавку с землей — и точка.

— Клава, ничего не нужно рушить, — взмолился Хасан и убрал свою руку от мясистого бедра Клавы. — Я просто хочу тебя любить. Не надо ничего рушить!

— Если будешь себя хорошо вести и выполнишь все, что обещал, — то твоя лавка выстоит, — пообещала грозная Клава.

— Клава, будь осторожна. Арабы очень хитрые, — крикнула я ей вслед и пошла к машине Ахмеда.

— Эх, где наша не пропадала! — махнула рукой Клава и, наклонившись к Хасану, сдула пыль с его головы. — Какой же ты у меня неухоженный! Тебя бы пропылесосить не мешало. Если бы я знала, что тебя встречу, то с собой пылесос бы привезла. Бедняжка, как же вам тяжело здесь без нормальных женщин. Какие ж вы здесь запущенные, с душком неприятным. Ну ничего, я в порядок тебя приведу. Ты у меня пахнуть будешь весенней свежестью, а то подпрел весь…

ГЛАВА 19

Ахмед был очень зол на меня, и я попыталась ему все объяснить.

— Там русскую женщину дурят — должна же я была ее предупредить. Она — моя соотечественница, и мне не хочется, чтобы она наступила на те же грабли, что и я.

— Зачем тебе ей помогать? Зачем ты лезешь в чужие дела?

— Потому, что она русская! — с вызовом в голосе ответила я.

— Она пляжная женщина и приехала сюда за сексом.

— Она приехала сюда на отдых и шла бы своей дорогой, если бы этот говорун Хасан не стал ей лапшу на уши вешать. Язык у вас у всех подвешен — дай бог каждому! Наверно, самая основная наука, которую изучают в ваших школах, — болтология.

— Хасан разозлился на тебя. Он не любит, когда мешают его работе. Он может тебе отомстить.

— Ах, у вас это называется работой! Буду знать. Значит, для Хасана это обычные трудовые будни. Впрочем, как и для моего супруга тоже.

— Нельзя так делать, как сейчас сделала ты. Люди выполняют свою работу, а ты им мешаешь.

— А я думала, что работа продавца заключается в том, чтобы продать свой товар, но, оказывается, я ошиблась. В принципе, одно другому не мешает.

— Хасан не любит, когда ему мешают, — твердил Ахмед, набрав скорость.

— Послушай, ты что, хочешь, чтобы я разбилась? — перепугалась я не на шутку. — Куда ты так быстро едешь?! Я понимаю, что у вас здесь не существует правил дорожного движения и что при желании ты можешь и поперек дороги ехать, но не стоит забывать, что ты не один.

Как только Ахмед сбросил скорость, я немного успокоилась, села поудобнее и спросила:

— А ты что, знаешь этого Хасана?

Ахмед утвердительно кивнул головой.

— Вы здесь, наверно, все друг друга хорошо знаете. Прямо не Хургада, а деревня какая‑то. Все арабы — братья. Все русские туристки — обязательно пляжные девки. Но ты знаешь, мне кажется, что на этот раз Хасан влип по самые уши.

— С чего бы это?

— С того, что русская Клава — женщина очень серьезная. Такие, как она, слов на ветер не бросают, в отличие от твоего Хасана. Она просто сгребет его в охапку и повезет в Сибирь исполнять обязанности супруга.

Вся эта история развеселила меня, и я рассмеялась. Хоть по большому счету смеяться мне было не над чем: мои дела обстояли самым что ни на есть паршивым образом. Скорее всего это был нервный и истеричный смех. Ахмед тоже не понял моего веселья и посмотрел на меня подозрительным взглядом. Он не понимал, чему я радуюсь. Муж крутит роман с другой женщиной, у меня нет ни денег, ни документов, и вообще я хожу по лезвию ножа, потому что в любой момент Ахмед может упрятать меня в тюрьму. В такой сложной ситуации я еще чему‑то радуюсь, хотя сама не понимаю — чему.