Дорога на Компьен

— Ах, мадам, не надо, не надо, я бы ни за что не осмелилась...

— А я, если б мне не хватало смелости, не была бы там, где нахожусь сейчас, — ответила маркиза.

И уже этой ночью план ее будет введен в действие. Если он провалится, во что превратятся ее отношения с королем?

Поэтому он не должен провалиться. Самое главное — тонкость, деликатность в его осуществлении, она должна довериться своему чутью — и Луи.

Мадам дю Оссэ, бледная и напряженная, все жалась к ней и твердила о том неминуемом миге, когда им обеим навсегда будет отказано от двора. Маркиза лишь улыбалась — с жалостью и презрением.

— Так больше продолжаться не может, — говорила она. — Вы сами не раз уверяли, что я себя убиваю.

— Но это...

— Это, дорогая моя Оссэ, единственный способ. Я твердо уверена. Если б это было не так, я бы не стала к нему прибегать.

— Но в какое положение вы поставите себя, знатную даму, вот что меня беспокоит!

— Знатную даму... От исхода этого предприятия зависит, останусь ли я ею. Своего нынешнего положения я добилась тем, что умела хорошо развлекать короля.

— А как король? — спросила мадам дю Оссэ. Маркиза печально улыбнулась:

— Глубоко раскаивается в своем поведении по отношению к Луизе-Жюли де Майи.

— Святой Боже! — цинично пробормотала мадам дю Оссэ.

— О, она столько сделала для бедных! Навещала их, шила для них... А у самой почти ничего не было.

— А навещала ли она бедных и шила ли для бедняков, когда была в фаворе у короля?

— Дорогая моя Оссэ, вы же знаете, у женщины, которая развлекает короля, времени больше ни на что не остается! Ну, развеселитесь хоть немного, пожалуйста! Знаете, что я хочу вам рассказать? Когда мне было десять лет от роду, гадалка предсказала, что я стану любовницей короля. И предсказание сбылось! А я скажу вам следующее: умру я самым близким другом короля. Я в этом уверена, как была уверена в том, что стану королевской возлюбленной. И, Оссэ, признаюсь: мне куда больше по душе роль близкого друга, чем любовницы. Я стала бы его конфиденткой, человеком, с которым он мог бы обсуждать все на свете... Государственные вопросы, скандалы, планы... Все-все. Вот кем я стану для короля, милая моя Оссэ. А по вечерам я буду возвращаться в свои собственные апартаменты в Версале и спать, спать, чтобы наутро с новыми силами выслушивать признания короля и находить для него развлечения! Мадам дю Оссэ покачала головой:

— Но найдутся те, кто будет развлекать короля ночами, и именно их желания он и будет исполнять. И первым желанием будет ваша отставка. Разве мадам де Шатору не потребовала изгнания мадам де Майи, хотя та и была ее родной сестрой?

— Нет, Оссэ, я не стану повторять ошибок моих предшественниц. Я пойду новым путем — именно в этом залог успеха, — маркиза засмеялась, но мадам дю Оссэ уловила в смехе нотку нервозности. — Меня окружают недруги. Как ко мне отнеслись в Париже, почему? Все это из-за пуазонад. А кто пишет пуазонады?

— Говорят, что до того, как вы изгнали его из двора, их писал граф де Морепо.

— Судя по всему, он и продолжает их писать. Он с таким же успехом может предаваться этому занятию в своем изгнании в Бурже, как делал это, когда был в фаворе в Версале. Да и другие приложили руку. Партия дофина распространяет обо мне слухи, планирует мое изгнание.

— Если вы намекнете королю о сборищах, которые устраивает дофин...

— Тогда Луи просто расстроится. Он знает об этих сборищах. И злится, поскольку дружбе его с дофином пришел конец. И я не стану напоминать королю о том, о чем он сам хотел бы забыть. Это моя битва, только моя, и в одиночку я ее выиграю!

— Но против вас и церковная партия!

— Церковная партия — это партия и дофина, и в такие времена — ведь этот год объявлен Святым годом, а в Версале ведет службы иезуит Пьер Гриффе, — мне, конечно, придется нелегко. Стремление парижан чуть ли не канонизировать мадам де Майи тоже добавляет мне трудностей. Но разве вы не видите, что все это — части заговора против меня? Они хотят довести Луи до покаяния, заставить его пересмотреть свой образ жизни — и мою в ней роль — и заставить его думать, будто я и его связь со мной и есть самый страшный из грехов. Все, чего они жаждут, — довести его до такого состояния, чтобы у него не было другого выбора, как удалить меня от двора.

— Удалить вас?! Да он никогда этого не сделает. К кому он прибегает в минуты усталости и тоски? К вам... Всегда к вам.