От царскосельских лип: Поэзия и проза

Царское Село

В. К. Шилейко, 1910-е гг.

• Косноязычно славивший меня
• Еще топтался на краю эстрады.
• От дыма сизого и тусклого огня,
• Мы все уйти, конечно, были рады.

• Но в путаных словах вопрос зажжен,
• Зачем не стала я звездой любовной,
• И стыдной болью был преображен
• Над нами лик жестокий и бескровный.

• Люби меня, припоминай и плачь!
• Все плачущие не равны ль пред Богом?
• Мне снится, что меня ведет палач
• По голубым дорогам.

16 ноября 1913

Поводом для написания стихотворения явилось, видимо, выступление Вольдемара Шилейко в «Бродячей Собаке». Говорил он, как всегда, очень умно, но затейливо и непонятно. Гумилев называл странную речь своего лучшего друга «высоким косноязычием» («Высокое косноязычье, тебе даруется, поэт»). Тем же высоким косноязычием отличалось и его поэтическое творчество. Вот как откликнулся Шилейко на первые посвященные ему стихи Анны Андреевны, взяв эпиграфом первую строку: «Косноязычно славивший меня…»:

• Есть вера духа жадная, простая,
• И верность сердца, взявшего свое,
• Они вдвоем в другое бытие
• Уводят мир, пути переплетая.

• Но я не знал ни той свободной веры,
• Ни этой скудной мудрости сердец.
• Изгнанник неба, огненный гордец,
• Я – косный камень. Только камень серый…

Впрочем, были у Вольдемара Казимировича и другие стихи, которые трогали Ахматову:

• Живу мучительно и трудно.
• И устаю, и пью вино;
• Но, посвящен судьбиной чудной,
• Люблю сурово и давно.

8 ноября 1913

• Солнце комнату наполнило
• Пылью желтой и сквозной.
• Я проснулась и припомнила:
• Милый, нынче праздник твой.
• Оттого и оснеженная
• Даль за окнами тепла,
• Оттого и я, бессонная,
• Как причастница спала.

8 ноября 1913

Плотно сомкнуты губы сухие…

• Плотно сомкнуты губы сухие,
• Жарко пламя трех тысяч свечей.
• Так лежала княжна Евдокия
• На душистой сапфирной парче.

• И, согнувшись, бесслезно молилась
• Ей о слепеньком мальчике мать,
• И кликуша без голоса билась,
• Воздух силясь губами поймать.

• А пришедший из южного края
• Черноглазый, горбатый старик,
• Словно к двери небесного рая,
• К потемневшей ступеньке приник.

Осень 1913

Высокие своды костела…

• Высокие своды костела
• Синей, чем небесная твердь…
• Прости меня, мальчик веселый,
• Что принесла тебе смерть —

• За розы с площадки круглой,
• За глупые письма твои,
• За то, что, дерзкий и смуглый,
• Мутно бледнел от любви.

• Я думала: ты нарочно —
• Как взрослые хочешь быть.
• Я думала: томно-порочных
• Нельзя, как невест, любить.

• Но все оказалось напрасно.
• Когда пришли холода,
• Следил ты уже бесстрастно
• За мной везде и всегда,

• Как будто копил приметы
• Моей нелюбви. Прости!
• Зачем ты принял обеты
• Страдальческого пути?

• И смерть к тебе руки простерла…
• Скажи, что было потом?
• Я не знала, как хрупко горло
• Под синим воротником.

• Прости меня, мальчик веселый,
• Совенок замученный мой!
• Сегодня мне из костела
• Так трудно уйти домой.

Ноябрь 1913

Царское Село

Иллюстрация к стихотворению «Высокие своды костела…». Художник А. Кумирова.

Считается, что стихотворение «Высокие своды костела…» посвящено памяти Михаила Линдеберга, молодого офицера, застрелившегося 23 декабря 1911 года. Ахматова убедила себя, что виновна в этой катастрофе: знала, что юноша влюблен в нее, но, по легкомыслию молодости, не сделала ничего, чтобы предотвратить развязку.

Но, думается, не только этот трагический случай лег в основу стихотворения.

В 1908 году Анна Горенко и Николай Гумилев расстались, как им казалось, навсегда. Николай Степанович вернулся в Париж, Анна уехала в Севастополь. Там и получила известие из Парижа: Коля пытался покончить с собой, врачи борются за его жизнь, но положение серьезное. Успокаивающая телеграмма пришла лишь через несколько дней… Этот случай конспективно отражен в ахматовских «Записных книжках»:

…Рассказ Толстого о самоубийстве в 1908 г. я знаю очень давно. Толстой подтвердил его в Ташкенте (1942). Эту историю знает и М. Зенкевич. Telegramme: «Viverai toujours». (Получила в Севастополе, Малая Морская», дом Мартино.)