Ради Елены

Линли жил в мире звуков и опирался в работе на свои давно сформировавшиеся принципы. Как же руководствоваться ими сейчас, да и надо ли это Делать, расследуя убийство Елены? Но одно не вызывало сомнений: только поняв отношение Елены к самой себе, можно постигнуть суть ее отношений с окружающими. О мыслях на острове Крузо надо пока забыть, потому что ключ к разгадке — взаимоотношения Елены с окружающими людьми.

По лужайке в дальнем северном конце Фронт-корта растекался янтарный ромбик света: одна из дверей капеллы Кингз-Колледжа медленно открылась. Ветер донес отзвуки органа. Линли поежился, поднял воротник пальто и решил пойти на вечернюю службу.

В капелле собралось около сотни человек под великолепным флорентийским панно, где на самом верху ангелы подняли трубы; к алтарю шел хор. Дети миновали подставки с распятиями и благовониями, от последних в прохладном воздухе капеллы разливался сладковатый запах ладана. И хор, и паства терялись в захватывающей по своей красоте капелле. Красота эта была возвышенно строгой, похожей на стремительный полет ликующей птицы, но полет навстречу зимнему небу.

Линли расположился подальше от алтаря, чтобы издалека полюбоваться на мягко освещенное полотно Рубенса «Поклонение волхвов» на запрестольной перегородке. На картине один из волхвов с протянутой рукой наклоняется вперед, чтобы коснуться ребенка, а мать дает ему дитя с безмятежной уверенностью, что с ним ничего не случится. Зная, что его ждет.

Одинокое сопрано — маленький мальчик, такой крохотный, что его стихарь волочился по полу, — вывело первые незамысловатые семь нот «Господи, помилуй», и Линли посмотрел на витраж над картиной. Лунный свет сочился сквозь полукруглое стекло, поглощая все цвета мозаики и скользя светлым бликом по темно-синей наружной окантовке. И хотя Линли знал, что на витраже изображено распятие, единственное, что проступало в лунном свете, — лицо воина, проповедника, верующего или вероотступника, его зияющий черной дырой рот.

Жизнь и смерть. Альфа и омега. А Линли увяз посередине и тщится найти смысл и в том, и в другом.

В конце службы, когда хор гуськом покидал алтарь и прихожане потянулись к выходу, Линли заметил Теренса Каффа. Он сидел у дальнего конца хоров, а сейчас стоял и смотрел на Рубенса, засунув руки в карманы пальто, оттенявшее седину его волос. Линли снова поразился самообладанию этого человека. В его чертах не было ни намека на беспокойство. Ни намека на все треволнения, связанные с его работой.

Кафф отвернулся от полотна и нимало не удивился, увидев, что Линли наблюдает за ним. Только кивнул в знак приветствия и подошел ближе. Оглянувшись, он сказал:

— Всегда прихожу в Кингз. Хотя бы дважды в месяц, как блудный сын. Здесь я не чувствую себя грешником во власти разгневанного Господа. Каким-нибудь правонарушителем — да, но не подлецом. Ну какой же Бог, скажите честно, не отпустит грехи посреди такого архитектурного великолепия?

— А вам нужно отпущение грехов? Кафф хмыкнул:

— Знаете, инспектор, было бы странно каяться в своих грехах полицейскому.

У выхода, куда оба направились, Кафф задержался возле медного подноса с пожертвованиями и бросил монету в один фунт, которая смачно звякнула о пригоршню десяти— и пятнадцатипенсовых монеток. Они вышли в сумерки.

— Иногда меня тянет сюда из Сент-Стивенз-Колледжа, — произнес Кафф, когда они огибали западное крыло капеллы и выходили к проезду Сенитхаус и к Тринити-лейн, — я начинал преподавателем здесь, в Кингз-Колледже.

— Вы были здесь старшим преподавателем?

— Ммм. Да. А теперь, с одной стороны, это дом, с другой — убежище.

Кафф указал на решетку капеллы, похожую на паутину теней в вечернем небе:

— Вот как должна выглядеть церковь, инспектор. Воспламенять чувства при помощи простого камня способна только готика.

Линли вернул собеседника к его первой мысли:

— Зачем директору колледжа убежище? Кафф улыбнулся. В полутьме он выглядел гораздо моложе, чем накануне в библиотеке.

— Чтобы забыть о политических махинациях. О войне индивидуальностей. О подсиживании.

—Это имеет отношение к исторической кафедре?

— Это имеет отношение к обществу ученых, где у всех есть свои заслуги и амбиции.

— У вас многие заслуживают наград.

— Да. Колледжу в этом смысле повезло.

— А Леннарт Торсон в их числе?

Кафф остановился и посмотрел на Линли. Ветер ерошил его волосы и залетал под угольно-черный шарф, обернутый вокруг шеи. Доктор оценил тактику Линли и кивнул головой: