Том 19. Письма 1875-1886

Пальмина я не видел.

С невестой разошелся до nec plus ultra^[55]. Вчера виделся с ней, поговорил о чёртиках (чёртики из шерсти у нас в Москве модная мебель), пожаловался ей на безденежье, а она рассказала, что ее брат-жидок нарисовал трехрублевку так идеально, что иллюзия получилась полная: горничная подняла и положила в карман. Вот и всё. Больше я Вам не буду о ней писать.

Быть может, Вы правы, говоря, что мне рано жениться… Я легкомыслен, несмотря даже на то, что только на один (1) год моложе Вас… Мне до сих пор иногда снится еще гимназия: невыученный урок и боязнь, что учитель вызовет… Стало быть, юн.

Как метко попали «Колосья»! Вы грубы! Как раз наоборот… Весь Ваш недостаток — Ваша мягкость, ватность… (от слова «вата» — простите за сравнение). Если Вы не пугаетесь сравнений, то Вы как фельетонист подобны любовнику, к<ото>рому женщина говорит: «Ты нежно берешь… Грубее нужно!» (A propos: женщина та же курица — она любит, чтобы в оный момент ее били). Вы именно нежно берете…

За тему — merci Вас. Утилизирую ^* .

«Ведьма» в «Новом времени» дала мне около 75 р. — нечто, превышающее месячную ренту с «Осколков» ^* .

Читаю Дарвина ^* . Какая роскошь! Я его ужасно люблю. «Женитьбу» Стулли ^* не читал… Сей Стулли был учителем истории и географии в моей гимназии и жил на квартире у нас… Коли увидите его, напомните ему жену учителя франц<узского> языка Турнефора, которая (т. е. жена), почувствовав приближение родов, окружила себя свечами.

Ваша фамилия напоминает мне степной пожар. Когда-то во времена оны, будучи учеником V класса, я попал в имение графа Платова в Донской области… Управляющий этим именьем Билибин, высокий брюнет, принял меня и угостил обедом. (Помню суп, засыпанный огурцами, начиненными раковой фаршью.) После обеда, по свойственной всем гимназистам благоглупости, я, сытый и обласканный, запрыгал за спиной Билибина и показал ему язык, не соображая того, что он стоял перед зеркалом и видел мой фортель… Час спустя, прибежали сказать, что горит степь… Б<илибин> приказал подать коляску, и мы поехали… Не родственник ли он Вам? Если да, то merci за обед…

Тем совсем нет. Не знаю, что и делать.

В Москве свирепствует тиф (сыпной), унесший в самое короткое время шесть человек из моего выпуска. Боюсь! Ничего не боюсь, а этого тифа боюсь… Словно как будто что-то мистическое…

Я знаю, «Ведьма» не в Вашем характере, да и многим она не понравилась ^* …Но что делать! Нет тем, да и чёрт толкает под руку такие штуки писать…

Но однако пора спать.

Ваш А. Чехов.

Отчего Вы первый не напишете Пальмину? Ведь он мертвецки ленив.

Лейкину Н. А., 17 марта 1886 ^*

158. Н. А. ЛЕЙКИНУ

17 марта 1886 г. Москва.

86, III, 17.

Добрейший Николай Александрович!

Вчера я был у Гиляя и отнял у него очень миленький рассказ ^* , к<ото>рый он готовил не то в «Развлечение», не то в «Будильник». Рассказ совсем осколочный. Удался и формой и содержанием, так что трудно было удержаться, чтоб не схапать его… Г<иля>ю, хандрящему, он не нравится, потому он и не посылал его Вам…

Кстати, прихватил у него мелочишку и стишки ^* . Хотя, если верить одному русскому писателю, и не бывает лишних марок, но тем не менее жертвую одну марку и уворованное посылаю.

Сегодня послано Вам заказное письмо ^* , а сей транспорт пойдет с курьерским.

Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде.

Жму руку.

Ваш А. Чехов.

Если цензура не пустит рассказ Г<иля>я, то пришлите мне его обратно. Я помещу его где-нибудь.

Трефолеву Л. Н., 20 марта 1886 ^*

159. Л. Н. ТРЕФОЛЕВУ

20 марта 1886 г. Москва.

86, III, 20.

Многоуважаемый и добрейший, как самая добрая маменька, Леонид Николаевич!

Пишу под впечатлением Вашего письма и «пука» стихов ^* …Большущее спасибо за то и другое. Письмо вошью в папку автографов ^* , а книгу переплету и сопричислю к сонму литературно-медицинских авторов, нашедших успокоение на моих полках.

Теперь о молодых художественных силах ^* . Художники, с к<ото>рыми я имел случай беседовать, все поголовно сочувствуют Вашему сборнику. Потолковав с людьми компетентными, прочитав четьи-минеи и заглянув в книжку Нострадамуса «Микрокозм», я пришел к такому заключению: из сонма художников Вам следует выбрать трех, кои взяли бы на себя труд состряпать художественную часть сборника. Эти трое должны быть ретивы, молоды, знакомы со всеми русскими художниками, быть со вкусом и иметь, кроме вкуса и надежд на будущее, хотя бы маленькую известность в настоящем. Эти трое поездят по Москве, напишут в Питер, скомпонуют собранное и проч…. Они будут хозяевами и ответственными редакторами художественной части.

---

55 крайней степени (лат.).