Клан Инугами

— Я бы мог догнать его, но побоялся за барышню, — объяснил Макака, описывая свои действия в тот вечер.

Слишком много нехорошего произошло в последнее время, вот Макака и решил в ту ночь ходить вокруг виллы дозором. Он ошибся, думая, что поминальная служба продлится до утра, а потому и не знал, что она уже закончилась и Тамаё вернулась к себе. Потом он услышал крик.

— Я чуть из кожи не выскочил, вот что. Взбежал на балкон, потом внутрь через балконную дверь и налетел на этого парня — одежка на нем была солдатская. Не, лица я не разглядел. Он прятал его за шарфом.

Макака и Саёко, которая поспешила в гостиную, хлопотали вокруг Тамаё, когда прибежали Томо и его отец Кокити. Все спорили о том, что делать, как вдруг раздался другой крик — высокий протяжный вопль откуда-то снаружи. Все в ужасе уставились друг на друга.

— Кажется, это кричал мужчина, — охнула Тамаё.

— Да, — пробормотал Томо с испуганными глазами, — где-то в стороне лодочного сарая.

— Наверное, это Киё, — прошептала Саёко дрожащим голосом, а Тамаё вскочила на ноги.

— Идемте, — сказала она. — Идемте туда. Макака, возьми фонарик.

Лило как из ведра. Все выскочили под дождь, и тут к ним присоединились Тораноскэ и Ояма.

— Что случилось? Что за крик? — рявкнул Тораноскэ.

— Не знаем, — ответил Томо. — Мы подумали, что это может быть Киё.

И они бегом пустились к наблюдательной площадке.

Оказалось, кричал действительно Киё. Он лежал на спине у подножия лестницы, ведущей на площадку; первой на него наткнулась Тамаё, точнее, споткнулась в темноте о распростертое тело и чуть не упала.

— Здесь кто-то лежит, — сказала она. — Макака, дай фонарик.

Едва луч фонаря осветил лицо Киё, все вскрикнули и инстинктивно отпрянули. Киё не был мертв, только без сознания. Но когда он упал, маска, должно быть, слетела. Он лежал, выставив на всеобщее обозрение свое отвратительное лицо; оно было точно созревший и лопнувший гранат — красновато-черная бесформенная масса плоти вместо носа и щек. Саёко вскрикнула и закрыла глаза. Но Тамаё почему-то продолжала внимательно всматриваться в ужасающее лицо.

Томо точит когти

На другой день Киндаити был вызван в поместье Инугами и, услышав от инспектора Татибана о событиях минувшей ночи, стал как-то слишком задумчив.

— А что рассказал Киё, инспектор?

— Он говорит, что услышал крик Тамаё и бросился из дома, увидел, как кто-то бежит к наблюдательной площадке. Пустился за ним, но у подножия лестницы его вдруг свалил сильный удар.

— Понятно.

— Сегодня утром он совершенно расстроен тем, что все вволю нагляделись на его изуродованное лицо, пока он лежал без сознания. Может быть, и не тем, что его видели другие, а тем, что его видела Тамаё, — вот что его страшит.

— Никто не знает, куда делся человек в военной форме?

— Нет, пока нет, но не беспокойтесь, у нас маленький город, и мы обязательно все и скоро узнаем.

— Есть доказательства тому, что он пробрался в дом снаружи?

— Да. Он наследил грязными ногами по всей гостиной Тамаё и в спальне, а вот снаружи ничего не найдешь. Сами понимаете, ночью еще лило, и следы смыло дождем, так что сказать, как он вошел в дом и куда сбежал, невозможно.

— Ночное происшествие, инспектор, говорит о многом. Доказывает, что этот человек, репатриированный солдат, упорно скрывающий свое лицо, действительно существует, и он не житель этого дома, разыгрывающий две роли, как мы думали.

— Да, я это уже понял. Но, господин Киндаити, кто он такой? Какую роль играет в этой пьесе?

Киндаити покачал головой.

— Не знаю. Знал бы, смог бы раскрыть это дело. Одно ясно: это кто-то, тесно связанный с кланом Инугами. Он ведь сообщил в гостинице токийский адрес Инугами. А этой ночью смог найти комнату Тамаё.

Татибана озадаченно уставился на Киндаити.

— А это значит, что он прекрасно знает план виллы?

— Вот именно. Эта вилла устроена так странно и сложно, что я, к примеру, хотя и бывал здесь уже не раз, до сих пор не могу в ней разобраться. Если он задумал обыскать именно комнату Тамаё, значит, план дома ему хорошо знаком.

Татибана молчал, размышляя. Потом, глубоко и с шумом вздохнув, заявил решительно, словно стараясь убедить самого себя:

— Все это выяснится, как только мы его поймаем. Да, изловить его — вот лучший выход из положения. Поначалу, должен признаться, мы кое-что в расследовании упустили, полагая, что он живет в доме и разыгрывает две роли. Однако теперь-то нам известно, что все обстоит иначе. Уж теперь-то мы изловим его, очень скоро.