76  

Демон не ответил.

— Но почему, Лира выбрала Рику? А не, к примеру, бонну? — спросила Маша.

— Кровная жертва, — сказал Демон, не глядя на спутницу. — Все очень просто и, как я уже объяснял вам, материалистично — чем толще лошадь, тем больше рыбы. Смерть единокровной сестры, если так можно сказать, «толще» смерти посторонней женщины. Впрочем, Лире не нужна ничья смерть, — ей нужна жизнь, энергия, сила, которую она передает хозяину. Вот отчего жизнь Аннушкиных братьев и сестер закончилась столь трагично…[4]

«И Ахматова сама предсказала смерть своей последней сестры — Ии».

— А Гумилев?

— Жизнь того, кто любит тебя — не худее кровной жертвы. Николай был влюблен в нее с семнадцати лет.

«Друг, который был в нее влюблен — тоже покончил. Студент-католик, который в Ахматову был влюблен — покончил тоже. По этому поводу в Питере был жуткий скандал… Муж ее, Гумилев, раза три пытался из-за нее покончить с собой. А потом его расстреляли».

— Но почему он умирал так долго? Гумилев погиб в 21-ом году.

— Чем сильнее жертва, тем дольше ест ее рыба, — развил свою аллегорию Демон. — Тем слабее, тем быстрее она умирает. Рика была маленькой, слабой и сгорела сразу. Гумилев прибыл в Киев в 21 год. В 22 его нашли в Булонском лесу, он пытался отравиться цианистым калием. Но имеется еще один немаловажный нюанс. Вступив с ним в брак, Анна спасла его, как спасла в свое время и брата, вновь пожертвовав самым дорогим — свободой.

Пришли и сказали: «Умер твой брат»...

— немедленно выдала Машина стихолюбивая память произведение, посвященное, однако, не Ахматовскому брату Андрею, а Гумилеву:

  • Не знаю, что это значит. Как долго сегодня холодный закат Над крестами лаврскими плачет.
  • И новое что-то в такой тишине И недоброе проступает, А то, что прежде пело во мне, Томительно рыдает.
  • Брата из странствий вернуть могу, Любимого брата найду я, Я прошлое в доме моем берегу, Над прошлым тайно колдуя.

Анна написала это после того, как согласилась стать женой Гумилева.

После того, как Гумилева нашли в парижском лесу полумертвым. После того, как она вызвала его из странствий письмом. После того, как поняла, Демон не зря предупреждал ее: либо брак — либо смерть друга детства.

— Пока Николай Гумилев был ее мужем, он не мог умереть. Ведь не только по вашим, но и по нашим законам муж и жена — одно. А языческая жертва, как мы уже поняли с вами, не предполагает самоубийства. Пригодным для потребления, коли так позволено выразиться, Николай Степаныч стал только после их развода в 18-ом. Он был сильным. Его хватило на три года.

— Все ясно, — въедливо сказала Маша. — Кроме одного. Зачем ты спасал его? Зачем выталкивал Анну замуж? Зачем нарушили Великий запрет? Откуда такая неестественная склонность к христианскому самопожертвованию?!

— Я выталкивал ее не замуж. А из Киева, — скупо ответил он.

— Но почему?! — навалилась на сопротивляющегося собеседника Маша. — Ты же не зря показал мне это. Не зря рисковал! Ты сам продемонстрировал мне, как нарушил табу. Теперь я могу призвать Суд на тебя самого. И наш Суд точно перенесут, уже потому, что Стоящий по левую руку — сам подсуден.

Киевский Демон молчал, с омерзением разглядывая панораму «Голгофа».

Он молчал долго, прежде чем произнес:

— Мария Владимировна, я не случайно изложил вам теорию жертвы. Боюсь я, наш Отец — Город желает спасти вас… пожертвовав мной.

— Что? — вылетело из Маши.

— Лира, Аннушка, Миша — тут не при чем. Они — дорожные знаки, которые вели вас к спасению. И я так подробно рассказал вам историю Анны, чтобы вы поняли, она не стоит выеденного яйца. И дабы завершить рассказ до конца, и успокоить вас окончательно, я скажу, где-то в середине жизни, Ахматова отказалась от языческой веры. Потому провела старость в одиночестве. Когда на повестку дня стал вопрос о расстреле ее единственного сына Льва Гумилева, она пошла по столь излюбленному вами пути и выбрала в жертву себя. Это видно и по ее творчеству — она встала перед Богом. Вашим Богом.

— А теперь, — вопрос жег Машин язык недоверием, — ты собираешься повторить ее подвиг и пожертвовать собой ради меня?

— Вы снова не поняли, — бесстрастно сказал он. — Не я принял это решение. Мне же остается только принять мою участь. На час раньше ли, на день позже, вы все равно пришли бы к Владимиру 13 октября 1907. Ведь вас вел Город. И я понял, куда Он ведет вас. Отец решил показать вам мой позор. Вы исключительно правы: я нарушил Запрет. Заявите об этом. И Суд по обе руки перенесут, поскольку по обе ваши руки не будет никого. Правый трон давно пустует. А я…


  76  
×
×