Стихов моих белая стая

* * *

• Да, я любила их, те сборища ночные, —
• На маленьком столе стаканы ледяные,
• Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
• Камина красного тяжелый, зимний жар,
• Веселость едкую литературной шутки
• И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.

1917

Милому

• Голубя ко мне не присылай,
• Писем беспокойных не пиши,
• Ветром мартовским в лицо не вей.
• Я вошла вчера в зеленый рай,
• Где покой для тела и души
• Под шатром тенистых тополей.

• И отсюда вижу городок,
• Будки и казармы у дворца,
• Надо льдом китайский желтый мост.
• Третий час меня ты ждешь – продрог,
• А уйти не можешь от крыльца
• И дивишься, сколько новых звезд.

• Серой белкой прыгну на ольху,
• Ласочкой пугливой пробегу,
• Лебедью тебя я стану звать,
• Чтоб не страшно было жениху
• В голубом кружащемся снегу
• Мертвую невесту поджидать.

1915

* * *

Юнии Анреп

• Судьба ли так моя переменилась,
• Иль вправду кончена игра?
• Где зимы те, когда я спать ложилась
• В шестом часу утра?

• По-новому, спокойно и сурово,
• Живу на диком берегу.
• Ни праздного, ни ласкового слова
• Уже промолвить не могу.

• Не верится, что скоро будут святки.
• Степь трогательно зелена.
• Сияет солнце. Лижет берег гладкий
• Как будто теплая волна.

• Когда от счастья томной и усталой
• Бывала я, то о такой тиши
• С невыразимым трепетом мечтала
• И вот таким себе я представляла
• Посмертное блуждание души.

1916

* * *

• Как белый камень в глубине колодца,
• Лежит во мне одно воспоминанье.
• Я не могу и не хочу бороться:
• Оно – веселье и оно – страданье.

• Мне кажется, что тот, кто близко взглянет
• В мои глаза, его увидит сразу.
• Печальней и задумчивее станет
• Внимающего скорбному рассказу.

• Я ведаю, что боги превращали
• Людей в предметы, не убив сознанья,
• Чтоб вечно жили дивные печали.
• Ты превращен в мое воспоминанье.

1916

* * *

• Первый луч – благословенье Бога —
• По лицу любимому скользнул,
• И дремавший побледнел немного,
• Но еще покойнее уснул.

• Верно, поцелуем показалась
• Теплота небесного луча...
• Так давно губами я касалась
• Милых губ и смуглого плеча...

• А теперь, усопших бестелесней,
• В неутешном странствии моем,
• Я к нему влетаю только песней
• И ласкаюсь утренним лучом.

1916

* * *

• Не оттого ль, уйдя от легкости проклятой,
• Смотрю взволнованно на темные палаты?
• Уже привыкшая к высоким, чистым звонам,
• Уже судимая не по земным законам,
• Я, как преступница, еще влекусь туда,
• На место казни долгой и стыда.
• И вижу дивный град, и слышу голос милый,
• Как будто нет еще таинственной могилы,
• Где, день и ночь, склонясь, в жары и холода,
• Должна я ожидать Последнего Суда.

1917

V

У самого моря

I

• Бухты изрезали низкий берег,
• Все паруса убежали в море,
• А я сушила соленую косу
• За версту от земли на плоском камне.
• Ко мне приплывала зеленая рыба,
• Ко мне прилетала белая чайка,
• А я была дерзкой, злой и веселой
• И вовсе не знала, что это – счастье.
• В песок зарывала желтое платье,
• Чтоб ветер не сдул, не унес бродяга,
• И уплывала далеко в море,
• На темных, теплых волнах лежала.
• Когда возвращалась, маяк с востока
• Уже сиял переменным светом,
• И мне монах у ворот Херсонеса
• Говорил: «Что ты бродишь ночью?»

• Знали соседи – я чую воду,
• И если рыли новый колодец,

• Звали меня, чтоб нашла я место
• И люди напрасно не трудились.
• Я собирала французские пули,
• Как собирают грибы и чернику,
• И приносила домой в подоле
• Осколки ржавые бомб тяжелых.
• И говорила сестре сердито:
• «Когда я стану царицей,
• Выстрою шесть броненосцев
• И шесть канонерских лодок,
• Чтобы бухты мои охраняли
• До самого Фиолента»...
• А вечером перед кроватью
• Молилась темной иконке,
• Чтоб град не побил черешен,
• Чтоб крупная рыба ловилась
• И чтобы хитрый бродяга
• Не заметил желтого платья.

• Я с рыбаками дружбу водила.
• Под опрокинутой лодкой часто
• Во время ливня с ними сидела,
• Про море слушала, запоминала,
• Каждому слову тайно веря.
• И очень ко мне рыбаки привыкли.
• Если меня на пристани нету,
• Старший за мною слал девчонку,
• И та кричала: «Наши вернулись!
• Нынче мы камбалу жарить будем».
• Сероглаз был высокий мальчик,
• На полгода меня моложе.
• Он принес мне белые розы,
• Мускатные белые розы,
• И спросил меня кротко: «Можно

• С тобой посидеть на камнях?»
• Я смеялась: «На что мне розы?
• Только колются больно!» – «Что же, —
• Он ответил, – тогда мне делать,
• Если так я в тебя влюбился».
• И мне стало обидно: «Глупый! —
• Я спросила, – что ты – царевич?»
• Это был сероглазый мальчик,
• На полгода меня моложе.
• «Я хочу на тебе жениться, —
• Он сказал, – скоро стану взрослым
• И поеду с тобой на север...»
• Заплакал высокий мальчик,
• Оттого что я не хотела
• Ни роз, ни ехать на север.
• Плохо я его утешала:
• «Подумай, я буду царицей,
• На что мне такого мужа?»
• «Ну, тогда я стану монахом, —
• Он сказал, – у вас в Херсонесе».
• «Нет, не надо лучше: монахи
• Только делают, что умирают.
• Как придешь – одного хоронят,
• А другие, знаешь, не плачут».
• Ушел не простившись мальчик,
• Унес мускатные розы,
• И я его отпустила,
• Не сказала: «Побудь со мною».
• А тайная боль разлуки
• Застонала белою чайкой
• Над серой полынной степью,
• Над пустынной, мертвой Корсунью.

II

• Бухты изрезали низкий берег,
• Дымное солнце упало в море.
• Вышла цыганка из пещеры,
• Пальцем меня к себе поманила:
• «Что ты, красавица, ходишь боса?
• Скоро веселой, богатой станешь,
• Знатного гостя жди до Пасхи,
• Знатному гостю кланяться будешь;
• Ни красотой твоей, ни любовью,
• Песней одною гостя приманишь».
• Я отдала цыганке цепочку
• И золотой крестильный крестик.
• Думала радостно: «Вот он, милый,
• Первую весть о себе мне подал».
• Но от тревоги я разлюбила
• Все мои бухты и пещеры;
• Я в камыше гадюк не пугала,
• Крабов на ужин не приносила,
• А уходила по южной балке
• За виноградники в каменоломню, —
• Туда не короткой была дорога.
• И часто случалось, что хозяйка
• Хутора нового мне кивала,
• Кликала издали: «Что не заходишь?
• Все говорят – ты приносишь счастье».
• Я отвечала: «Приносят счастье
• Только подковы да новый месяц,
• Если он справа в глаза посмотрит».
• В комнаты я входить не любила.

• Дули с востока сухие ветры,
• Падали с неба крупные звезды,
• В нижней церкви служили молебны
• О моряках, уходящих в море,
• И заплывали в бухту медузы, —
• Словно звезды, упавшие за ночь,
• Глубоко под водой голубели.
• Как журавли курлыкают в небе,
• Как беспокойно трещат цикады,
• Как о печали поет солдатка, —
• Все я запомнила чутким слухом,
• Да только песни такой не знала,
• Чтобы царевич со мной остался.
• Девушка стала мне часто сниться
• В узких браслетах, в коротком платье,
• С дудочкой белой в руках прохладных.
• Сядет спокойная, долго смотрит,
• И о печали моей не спросит,
• И о печали своей не скажет,
• Только плечо мое нежно гладит.
• Как же царевич меня узнает,
• Разве он помнит мои приметы?
• Кто ему дом наш старый укажет?
• Дом наш совсем вдали от дороги.

• Осень сменилась зимой дождливой,
• В комнате белой от окон дуло;
• И плющ мотался по стенке сада.
• Приходили на двор чужие собаки,
• Под окошком моим до рассвета выли.
• Трудное время для сердца было.
• Так я шептала, на двери глядя:
• «Боже, мы мудро царствовать будем,
• Строить над морем большие церкви
• И маяки высокие строить.
• Будем беречь мы воду и землю,
• Мы никого обижать не станем».

III

• Вдруг подобрело темное море,
• Ласточки в гнезда свои вернулись,
• И сделалась красной земля от маков,
• И весело стало опять на взморье.
• За ночь одну наступило лето.
• Так мы весны и не видали.
• И я совсем перестала бояться,
• Что новая доля минет.
• А вечером в Вербную Субботу,
• Из церкви придя, я сестре сказала:
• «На тебе свечку мою и четки,
• Библию нашу дома оставлю.
• Через неделю настанет Пасха,
• И мне давно пора собираться, —
• Верно царевич уже в дороге,
• Морем за мной он сюда приедет».
• Молча сестра на слова дивилась,
• Только вздохнула, помнила верно
• Речи цыганкины у пещеры.
• «Он привезет тебе ожерелье
• И с голубыми камнями кольца?»
• «Нет, – я сказала, – мы не знаем,
• Какой он подарок мне готовит».

• Были мы с сестрой однолетки,
• И так друг на друга похожи,
• Что маленьких нас различала
• Только по родинкам наша мама.
• С детства сестра ходить не умела,
• Как восковая кукла лежала;
• Ни на кого она не сердилась
• И вышивала плащаницу,
• Бредила даже во сне работой;
• Слышала я, как она шептала:
• «Плащ Богородицы будет синим...
• Боже, апостолу Иоанну
• Жемчужин для слез достать мне негде».
• Дворик зарос лебедой и мятой,
• Ослик щипал траву у калитки,
• И на соломенном длинном кресле
• Лена лежала, раскинув руки,
• Все о работе своей скучала, —
• В праздник такой грешно трудиться.
• И приносил к нам соленый ветер
• Из Херсонеса звон пасхальный.
• Каждый удар отдавался в сердце,
• С кровью по жилам растекался.
• «Леночка, – я сестре сказала, —
• Я ухожу сейчас на берег.
• Если царевич за мной приедет,
• Ты объясни ему дорогу.
• Пусть он меня в степи нагонит.
• Хочется на море мне сегодня».
• «Где же ты песенку услыхала,
• Ту, что царевича приманит?» —
• Глаза приоткрыв, сестра спросила:
• «В городе ты совсем не бываешь,
• А здесь поют не такие песни».
• К самому уху ее склонившись,
• Я прошептала: «Знаешь, Лена,
• Ведь я сама придумала песню,
• Лучше которой нет на свете».
• И не поверила мне и долго,
• Долго с упреком она молчала.

IV

• Солнце лежало на дне колодца,
• Грелись на камнях сколопендры,
• И убегало перекати-поле,
• Словно паяц горбатый кривляясь,
• А высоко взлетевшее небо
• Как Богородицын плащ синело, —
• Прежде оно таким не бывало.
• Легкие яхты с полдня гонялись,
• Белых бездельниц столпилось много
• У Константиновской батареи, —
• Видно, им ветер нынче удобный.
• Тихо пошла я вдоль бухты к мысу,
• К черным, разломанным, острым скалам,
• Пеной покрытым в часы прибоя,
• И повторяла новую песню.
• Знала я: с кем бы царевич ни был,
• Слышит он голос мой, смутившись, —
• И оттого мне каждое слово
• Как Божий подарок было мило.
• Первая яхта не шла – летела,
• И догоняла ее вторая,
• А остальные едва виднелись.

• Как я легла у воды – не помню,
• Как задремала тогда – не знаю,
• Только очнулась и вижу: парус
• Близко полощется. Передо мною,
• По пояс стоя в воде прозрачной,
• Шарит руками старик огромный
• В щелях глубоких скал прибрежных,
• Голосом хриплым зовет на помощь.
• Громко я стала читать молитву,
• Как меня маленькую учили,
• Чтобы мне страшное не приснилось,
• Чтоб в нашем доме бед не бывало.
• Только я молвила: «Ты Хранитель!»
• Вижу – в руках старика белеет
• Что-то, и сердце мое застыло...
• Вынес моряк того, кто правил
• Самой веселой, крылатой яхтой,
• И положил на черные камни.

• Долго я верить себе не смела,
• Пальцы кусала, чтобы очнуться:
• Смуглый и ласковый мой царевич
• Тихо лежал и глядел на небо.
• Эти глаза зеленее моря
• И кипарисов наших темнее, —
• Видела я, как они погасли...
• Лучше бы мне родиться слепою.
• Он застонал и невнятно крикнул:
• «Ласточка, ласточка, как мне больно!»
• Верно я птицей ему показалась.

• В сумерки я домой вернулась.
• В комнате темной было тихо,
• И над лампадкой стоял высокий,
• Узкий малиновый огонечек.
• «Не приходил за тобой царевич, —
• Лена сказала, шаги услышав:
• Я прождала его до вечерни
• И посылала детей на пристань».
• «Он никогда не придет за мною,
• Он никогда не вернется, Лена.
• Умер сегодня мой царевич».
• Долго и часто сестра крестилась;
• Вся повернувшись к стене, молчала.
• Я догадалась, что Лена плачет.

• Слышала я – над царевичем пели:
• «Христос воскресе из мертвых», —
• И несказанным светом сияла
• Круглая церковь.

1914