Богиня зеленой комнаты

Люси нежно поцеловала ее — всегда самая ласковая из старших дочерей.

— Мама, мы узнали новость. Я не могла в это поверить. И Самуэль сказал, что мы должны к тебе приехать.

Фанни язвительно произнесла:

— Он, как все мужчины. Ему нельзя доверять. Он мне никогда не нравился. Он все никак не мог забыть, что он сын короля. Притворялся, что не думает об этом, но все равно... Когда подумаешь, сколько денег...

— Замолчи! — резко оборвала ее Дороти. — Я не желаю слышать ни единого плохого слова о герцоге. Он всегда вел себя вежливо и достойно. И он... вынужден так поступить под давлением своей семьи.

Фанни смотрела на мать в изумлении:

— И ты в это веришь? Он волочился за этой наследницей все лето!

— Фанни, я просила тебя замолчать!

Полковник Ховкер взял Дороти за руку. — Дело сделано. Сейчас мы должны быть уверены в том, что обо всех и обо всем позаботятся.

«Да, — подумала Дороти, — у меня есть основания для добрых чувств к этому человеку».

Уильяму не терпелось продолжить свое ухаживание, и он на всех парах умчался в Рэмсгейт, прихватив с собой пятнадцатилетнюю дочь Софи, чтобы придать своему поведению вполне добропорядочный вид и показать всем, что не имеет предосудительных намерений.

Уильяма всегда изображали в фельетонах и на карикатурах как неотесанного, грубого матроса, и хотя прошло уже очень много лет с тех пор, как он оставил морскую службу, его все еще продолжали звать «королевским матросом», отказывая ему и в хороших манерах, и в галантности, свойственных другим братьям. И вот теперь он начал оправдывать такую характеристику: его ухаживание за наследницей было в высшей степени неуклюжим и бестактным так же, как и то, что он привез с собой одну из дочерей Дороти Джордан и сделал ее свидетельницей своих развлечений.

Софи была смущена и растеряна. Она выросла в Буши, в домашней обстановке, в атмосфере согласия, установившегося между ее родителями. И вот теперь неожиданно у нее на глазах не очень юный папаша превращается в посмешище, ухаживая за молоденькой девушкой. Она испытывала неловкость, у нее было скверное настроение, и она не знала, чью сторону — отца или матери — ей следует принять. Она хотела бы быть с мамой, чтобы именно от нее узнать, что все это значит, но одновременно ей нравилось и веселье Рэмсгейта, где готовились к большому морскому празднику и куда съехалось по этому поводу много светской публики.

Поведение герцога забавляло Кэтрин. Она считала его старым и не очень привлекательным, но он был сыном короля, и мать весьма доходчиво объясним ей, какие перспективы сулит брак с ним.

У леди Тилни-Лонг, вдовы сэра Джеймса, было два сына и три дочери. Сейчас, после смерти обоих сыновей, Кэтрин, самая старшая, став одной из богатейших наследниц, имела множество поклонников. Леди Тилни-Лонг надеялась, что ее дочь проявит благоразумие и сделает правильный выбор, но у Кэтрин были собственные представления и взгляды.

Уильям не скрывал некоторого разочарования: он полагал, что его титул потрясет Кэтрин, и она немедленно примет его предложение.

Леди Тилни-Лонг была осведомлена о том, что сулит этот брак, как, впрочем, и о том, какие преграды могут возникнуть на пути к нему: согласие принца-регента, одобрение королевы, которое, она надеялась, будет получено, и, наконец, семейная традиция жениться на немецких принцессах. Она обсуждала все это с Кэтрин.

— Прежде, чем ты примешь его предложение, необходимо убедиться в том, что этот брак вообще возможен.

— Моя дорогая мама, я вовсе не уверена, что готова принять его предложение, так что пока не надо об этом говорить.

— Он влюблен в тебя и проявляет нетерпение.

— И это должно было бы показаться тебе странным. Мужчина, незаконная жена которого жива, актриса, родившая ему десять детей! Нет, мама, положение слишком сложное, чтобы мне хотелось в нем оказаться.

— Ты не очень скромна и к тому же не очень разумна, Кэтрин.

— Напротив, мама. Я достаточно серьезна и очень разумна. Вот почему я собираюсь подержать моего герцога еще какое-то время подле себя в неведении.

И она осуществила свои намерения. Ей очень нравился Уильям Уэсли-Поул, молодой, красивый и гораздо более привлекательный, чем другой Уильям, герцог Кларенс. Но — герцог! Мать постоянно напоминала ей об этом. Ей бы следовало понять, какие возможности — пусть весьма отдаленные и неопределенные — дает этот брак. Возможность стать королевой Англии! И мать считала, что Кэтрин обязана об этом помнить, потому что герцог Кларенс — четвертый по очереди наследник престола. Кэтрин на это отвечала, что единственное, о чем она намерена помнить, — ее собственные чувства.