215  

Он сказал, что не появился сразу же, как рухнула Стена, потому что тогда Елена была уже очень больна. Месяц тому назад его жена скончалась. С младшей дочерью он распростился в Москве, две недели тому назад она вышла замуж за университетского химика, а старшая дочь живет в Киеве, замужем за морским офицером и ждет уже второго ребенка. Вот и все, что он рассказал Андреа о своих девочках. Мимоходом упомянул, что и сам болел и что хочет написать книгу, но и тут не углублялся в подробности. Он исхудал, та щека, что не была изуродована шрамами, запала. Курил Фосс непрерывно, сворачивая самокрутки с бережливостью опытного арестанта. Приготовленный Андреа праздничный ужин — свиная отбивная с трюфелями — остался почти нетронутым, зато Карл пил много и совершенно не пьянел. Он спросил, не приютит ли она его на время — ему понадобилось убежище, чтобы спокойно дописать свою книгу. Андреа сказала: конечно, приютит — и устыдилась того, что на миг промедлила с ответом. Карлу она отвела комнату в мансарде и всю ночь лежала в своей постели без сна, прислушиваясь к шагам расхаживающего наверху Карла. Она думала, что ему следовало бы прийти к ней. А еще она думала, что вовсе не хочет, чтобы он лежал с ней в этой постели. Он стал чужим.

Одежды Карл прихватил с собой мало, два больших чемодана были битком набиты бумагами. Через неделю прибыл еще и сундук, тоже с документами. Вторжение Карла в ее жизнь слегка раздражало Андреа, но она покорно купила ему компьютер, и он сел за работу, трудился безотрывно день и ночь. В четыре утра она уже слышала, как барабанят его пальцы по клавиатуре. За едой он молчал, думал о своем. Во второй половине дня Андреа устраивалась у себя кабинете, но заняться ничем не могла: сверху, из мансарды, исходило чудовищное напряжение, давило на ее мозг. Невыносимый груз молчаливой, затаенной ненависти. Вот что ворвалось в ее дом, тонким ядом просочилось в полы и стены, острой вонью пропитало каждую ступеньку лестницы.

Ей хотелось бежать. Она все больше времени торчала в магазинчике у Кэтлин, разболталась, рассказала и про Карла Фосса, и про то, как он помог ей избавиться от Гэри Брока, но вот терпеть его присутствие в доме она уже не может. Кэтлин посоветовала ей выставить его прочь, как выбрасывают из дома надоевшего пса.

Несколько недель спустя Фосс повадился даже есть отдельно от нее. Казалось бы, чем меньше он общается с ней, тем легче снести его утомительное присутствие, но нет, это было столь же невыносимо: его отсутствие Андреа воспринимала как действие, как враждебное проникновение. Он неотступно был рядом, даже если физически отсутствовал. Все шло не так, как надо, не так, как думалось.

Андреа искала утешения в прошлом, перебирала старые газеты, фотографии, заставляла себя вспомнить Лиссабон и как она была влюблена, что она тогда чувствовала. Это могла знать только она одна, потому что никаких следов их связи не осталось, Карл Фосс так и скользнул по ее жизни безымянной тенью. Ни писем, ни фотографий, ни хоть какой-то вещицы на память. Как-то раз Андреа наткнулась на письмо от адвоката Жуана Рибейру — письмо с извещением о смерти ее старого друга пришло через два года после революции в Португалии, в 1976 году. На похоронах она не присутствовала, потому что в Португалии покойников хоронят не позднее чем через сутки после смерти. Жуан Рибейру так и не принял щедрое предложение вновь занять пост в Центральном комитете, он жил и умер в Байру-Алту, сотни жителей бедняцкого квартала шли за его гробом. Адвокат сообщал также, что Жуан Рибейру оставил ему на хранение какую-то вещь, принадлежавшую Андреа.

Она позвонила адвокату и купила два билета до Лиссабона на 26 июня. Фосс так изощрился в искусстве не попадаться ей на глаза, что ей пришлось буквально в засаде сидеть, подкарауливая его.

— Я купила тебе подарок! — возвестила она.

— С какой стати?

— Ко дню рождения.

— Еще три дня осталось.

— Знаю, — ответила она. — Подарок ждет нас в Лиссабоне. Завтра мы летим туда.

— Unmöglich. — От неожиданности он перешел на немецкий. — Немыслимо. Работа. Я должен сделать свою работу.

— Ничего не «unmöglich», — возразила она. — Это очень важная поездка — для нас обоих.

— Для меня нет ничего важнее работы. Когда я закончу… я освобожусь, — сказал он, и голос его дрогнул на последнем слове: вряд ли Карл и сам верил, что будет когда-нибудь свободен.

— Ты отказываешься от моего подарка?

  215  
×
×