Глоток перед битвой

– Вы убили Мариона, – сказал Роланд.

Мы промолчали.

– Вы что думали – все это... ну, мне будет в кайф? И я буду держаться от вас подальше?

– Нет, – сказал я. – Ты, Рональд, нас совсем не занимал. А вот он нас ненавидел. Все вышло проще простого.

Он посмотрел на меня, а затем взгляд его устремился куда-то вдаль, за край пустыря. Там-то и тянулись трущобы, где он, петляя по заброшенным дорогам, еще третьего дня гонялся за нами. Пейзаж, окружавший нас, глаз тоже не радовал: полуразрушенные дома и заброшенные поля. И ведь все это – совсем рядом от Бикон-Хилла.

Роланд, казалось, читал наши мысли.

– Вот именно, – сказал он. – Мы сидим у порога вашего дома.

Я посмотрел вокруг и увидел в ярком свете полуденного солнца сомкнувшийся над нами небосвод, увидел место, где он упирается в землю, и был он так близок от нас, что хотелось прильнуть к нему губами. И мне показалось странным, как это можно жить здесь и никогда даже не попытаться насладиться его вкусом. Да не так уж это и просто, если подумать, как следует. Даром это тебе не дастся.

– Вечно мы там сидеть не станем. Нас не удержишь, – продолжал он.

– Роланд, – сказал я. – Не мы вас породили. Нечего перекладывать вину на одних только белых. В то, чем ты стал, превратил тебя твой отец, и не без твоего участия.

– А чем я стал? – огрызнулся он.

Я пожал плечами:

– Ты шестнадцатилетний робот, запрограммированный на убийство.

– Что есть, то есть, – сказал он и сплюнул. Плевок пришелся по левую сторону от моего ботинка. – Но я не всегда был таким.

Мне тут же представился худенький мальчик на фотографиях, и я подумал, что, возможно, в голове его бурлили всевозможные мысли: он хотел стать добропорядочным гражданином, надеялся на что-то хорошее, но вдруг кто-то начал методично вышибать из него эти помыслы, и незрелый ум не выдержал – не стало в нем добра, оно просто-напросто испарилось, и душу его обуяло зло. Передо мной стоял шестнадцатилетний парень, здоровенный, как будто высеченный из каменной глыбы, но – с подбитым глазом и рукой в гипсе. Как такое могло сочетаться в одном человеке – убей меня бог, не пойму.

– Да, Роланд, – сказал я. – Все мы когда-то были маленькими мальчиками. И девочками, – добавил я, посмотрев на Энджи.

– Белыми мальчиками и белыми девочками, – огрызнулся Роланд.

Энджи швырнула на землю пакет с покупками.

– Роланд, – сказала она, – все это мы уже слышали. Белый... Да о белых мы знаем побольше тебя. У белых – власть, а у черных ее нет. Но мы знаем, что это за власть, и лично нам она не нравится. И вот наконец-то перед нами явился черный. Не исключено, что ты знаешь, как изменить мир к лучшему. Если есть какие соображения, то давай поговорим. Но разговаривать, боюсь, будет не о чем. Мало того, что ты, Роланд, торгуешь наркотой, ты еще и убийца. Так что брось корчить из себя борца за права черных американцев.

Он улыбнулся Энджи. Не скажу, что это была самая сердечная улыбка из всех, что я видел, – тепла в Роланде было не больше, чем на Северном полюсе, – но и холодной назвать ее тоже было нельзя.

– Кто знает, кто знает... – сказал он и здоровой рукой почесал гипс.

– Вы вот что... в газетах напечатали фотографию, где меня не совсем видно... ну, вы сами понимаете... Так, может, вы считаете, что я перед вами в долгу? – Он посмотрел на нас. – Так вот, ни хрена я вам не должен. И никому я ничего не должен, потому что ни у кого ничего не просил. Никогда. – Он потер рукой заплывший глаз. – Но и убивать вас теперь особого смысла нет, так что живите спокойно.

Пришлось вспомнить, что передо мной стоит подросток шестнадцати лет, можно сказать, ребенок.

– Роланд, – сказал я, – один вопрос.

Он нахмурился и как-то вдруг поскучнел:

– Давай.

– Человек ты обиженный и озлобленный. Но когда ты узнал о гибели отца, может, тебе стало хоть чуток полегче?

Он пнул подвернувшийся под ногу шлакоблок и пожал плечами:

– Не-а. Вот если бы я сам спустил курок, тогда, может быть, что-нибудь во мне и изменилось бы.

Я покачал головой".

– Нет. Так не бывает.

Он поддал ногой обломок кирпича:

– Нет, это уж точно. – Он посмотрел на поле, поросшее сорняками, на ветхие строения, стоящие на его краю, на валявшиеся тут и там бетонные блоки с торчавшей арматурой, которая походила на флагштоки – вот только флагов было не видно.

Его империя.

– А теперь ступайте домой, – сказал он. – И забудем, что мы когда-то встречались.