Глоток перед битвой

– Извини. Не хотел, само собой вылетело.

– Да я это так. Не обижайся. Я тоже подкалывать люблю, ты ведь знаешь.

Мне вспомнилось, как Сосия, держа фотографию, водил пальцем между ног своего сына.

– А что нам оставалось делать?

– Сволочь он был, каких мир не видел, – сказала она.

Я кивнул.

– Он за деньги отдал сына на растление, вот мы его и убили, – сказала она, отхлебнув из стакана, но уже не так жадно. Она прошла в кухню и стояла там, покачиваясь на левой ноге и не выпуская из руки бутылку, которая равномерно ходила взад-вперед, как маятник. – Но и Полсон занимался подобными делами. Он изнасиловал того мальчика, что на фотографии, и, кто его знает, может быть, сотни других. Нам это известно, но его мы почему-то не убили, – сказала она.

– Сосию мы убили, можно сказать, в безотчетном порыве, – стал оправдываться я. – Когда мы шли на встречу с ним, в наши планы убийство не входило. Мы не знали, как все обернется.

– Не знали? – раздался ее хрипловатый отрывистый смешок. – А зачем тогда пистолет с глушителем взяли?

Вопрос повис в воздухе. Отвечать не хотелось, но все же пришлось.

– Убивать его никто не собирался, но ожидать от него можно было всего чего угодно. Так что мы были готовы пристрелить его. А иного он и не заслуживал.

– А чем Полсон лучше его? Так ведь он живехонек?

– Прикончим Полсона – тут же и сядем. Кому какое дело до Сосии? Обычные разборки. Одним бандитом меньше – и все довольны.

– И нас это не касается... – сказала она.

Мне все это надоело, я встал, обнял ее за плечи и прекратил этот медленный вальс.

– Сосию мы убили в состоянии аффекта. – Может быть, если повторять это почаще, это станет правдой? – А Полсон нам не по зубам – уж слишком много вокруг него охраны. Но мы возьмем его иначе. К любому найдутся подходы.

– Цивилизованными методами? – С такой интонацией некоторые люди произносят слово «налоги».

– Вроде того. Все будет по закону.

– Отлично. Закон есть закон. Сосию мы замочили по закону джунглей, а Полсона отправим на скамью подсудимых в соответствии с законами гражданского общества?

– Именно так.

Она посмотрела на меня. В ее затуманенных алкоголем и смертельной усталостью глазах застыли призраки мертвецов.

– А к гражданскому обществу, – сказала она заплетающимся языком, – мы с тобой взываем, когда иных средств борьбы у нас не остается.

Что тут было возразить? Черный сутенер валяется где-то под мостом без всяких признаков жизни, а белая сволочь, воспользовавшаяся его услугами, сидит у себя в кабинете за бутылочкой виски двенадцатилетней выдержки и готовит текст пресс-релиза. И черный сутенер, и белый растлитель виноваты в равной степени.

Людей типа Полсона власти всегда покрывают. Совести у таких людей нет, что такое «позор» – им не понятно. Ну, дадут им шесть месяцев отсидки, ну, придется вытерпеть бурю общественного негодования. Скорее всего, он выйдет сухим из воды. Несколько лет назад, когда шла предвыборная кампания, разгорелся жуткий скандал: конгрессмен развратил пятнадцатилетнего подростка. И что же? Его переизбрали на второй срок. Я полагаю, что для иных насилие, за которое закон предусматривает кару, – грех простительный.

Да, люди типа Сосии могут выпутаться из жутких передряг, могут даже довольно долго процветать и преуспевать, убивая, калеча, превращая жизнь окружающих в кромешный ад. Но рано или поздно будет Полсон, как Сосия, валяться где-то под мостом, мозги наружу. Кончится все тринадцатой страницей полицейской сводки по городу: неопознанный труп. И не станет полиция, высунув язык, разыскивать его убийц.

Один скомпрометирован, другой – убит. Один живой, другой – мертвый. Один белый, другой – черный.

Я провел рукой по волосам, – казалось, и волосы, и пальцы мои пропитались смрадом минувшего дня. В тот момент я ненавидел весь мир и все в нем сущее.

Пылает огнем Лос-Анджелес, тлеют угольки бандитской войны в других городах, и стоит только плеснуть туда горючего, как они вспыхнут ярким пламенем. А мы сидим и видим, что политики, вместо того чтобы заливать разгорающийся пожар, стремятся погасить кипящую в нас ненависть, залить елеем наши глаза, дальше своего носа и не видящие, и убеждают нас, что необходимо вернуться к традиционным ценностям, что они и помогут нам это сделать. А сами сидят в шезлонгах на пляже у своих вилл, вслушиваясь в шум прибоя, в котором не слышно криков утопающих.