68  

«28.12.25

В 6 часов по телефону от Фромана я узнал, что сегодня ночью повесился С. Есенин… Никаких писем, записок не нашли. Нашли только разорванную на клочки фотографическую карточку его сына. Эрлих сейчас же позвонил Фроману, и тот сразу же явился. Позже об этом узнали и еще несколько человек – Лавренев в том числе – и также пришли туда. Тело Есенина было положено на подводу, покрыто простыней и отправлено в Обуховскую больницу, а вещи опечатаны… Я сейчас же позвонил в несколько мест и сообщил об этом. Позвонил и Н. Тихонову – он уже знал, но не с такими подробностями. Тихонов расстроен, кажется, больше всех. Говорит, что это известие его выбило из колеи совсем…

Хоть я лично знал Есенина только по нескольким встречам (в прошлом году, например, возвращаясь из Михайловки, я оказался в одном вагоне с ним, и мы долго и много говорили – до самой Москвы), но и я очень расстроен. Жаль человека, а еще больше жаль поэта.

Предполагают, что ночью у Есенина случился припадок, и не было около него никого, кто бы мог его удержать, – он был один в номере.

29. 12.1925

В 9 часов утра меня поднял с постели звонок АА. Она просила меня зайти к ней часа через два, а до этого отправить телеграмму в Бежецк – узнать о здоровье Левы. Расспросила меня подробности о Есенине. Рассказал все, что знал…

Есенин… О нем долго говорили. Анну Андреевну волнует его смерть. «Он страшно жил и страшно умер… Как хрупки эти крестьяне, когда их неудачно коснется цивилизация… Каждый год умирает по поэту… Страшно, когда умирает поэт…» – вот несколько в точности запомнившихся фраз…

Из разговора понятно было, что тяжесть жизни, ощущаемая всеми и остро давящая культурных людей, нередко их приводит к мысли о самоубийстве. Но чем культурнее человек, тем крепче его дух, тем он выносливее… Я применяю эти слова прежде всего к самой АА. А вот такие, как Есенин, – слабее духом. Они не выдерживают.

А Есенина она не любила, ни как поэта, ни, конечно, как человека. Но он поэт и человек, и это много. И когда он умирает – страшно. А когда умирает такой смертью – еще страшнее. И АА вспомнила его строки:

  • Я в этот мир пришел,
  • Чтобы скорей его покинуть…

(Цитирую на память и, может быть, неверно.)»

Павел Лукницкий, Из книги «Встречи с Анной Ахматовой»

* * *

  • И клялись они Серпом и Молотом[32]
  • Перед твоим страдальческим концом:
  • «За предательство мы платим золотом,
  • А за песни платим мы свинцом».

<Ноябрь 1926>

* * *

  • О, знала ль я, когда в одежде белой
  • Входила Муза в тесный мой приют,
  • Что к лире, навсегда окаменелой,
  • Мои живые руки припадут.
  • О, знала ль я, когда неслась, играя,
  • Моей любви последняя гроза,
  • Что лучшему из юношей, рыдая,
  • Закрою я орлиные глаза.
  • О, знала ль я, когда, томясь успехом,
  • Я искушала дивную судьбу,
  • Что скоро люди беспощадным смехом
  • Ответят на предсмертную мольбу.

30 мая 1927

КАВКАЗСКОЕ

  • Здесь Пушкина изгнанье началось
  • И Лермонтова кончилось изгнанье.
  • Здесь горных трав легко благоуханье,
  • И только раз мне видеть удалось
  • У озера, в густой тени чинары,
  • В тот предвечерний и жестокий час —
  • Сияние неутоленных глаз
  • Бессмертного любовника Тамары.

Июль 1927, Кисловодск

* * *

  • Ты прости мне, что я плохо правлю,
  • Плохо правлю, да светло живу,
  • Память в песнях о себе оставлю,
  • И тебе приснилась наяву.
  • Ты прости, меня еще не зная,
  • Что навеки с именем моим,
  • Как с огнем веселым едкий дым,
  • Сочеталась клевета глухая[33].

23 августа 192?

* * *

  • Если плещется лунная жуть,
  • Город весь в ядовитом растворе.
  • Без малейшей надежды заснуть
  • Вижу я сквозь зеленую муть
  • И не детство мое, и не море,
  • И не бабочек брачный полет
  • Над грядой белоснежных нарциссов
  • В тот какой-то шестнадцатый год…
  • А застывший навек хоровод
  • Надмогильных твоих кипарисов.

1 октября 1928, Ленинград

ЭПИГРАММА

  • Здесь девушки прекраснейшие спорят
  • За честь достаться в жены палачам.
  • Здесь праведных пытают по ночам
  • И голодом неукротимых морят.

1928

Петербург я начинаю помнить очень рано – в девяностых годах… Это Петербург дотрамвайный, лошадиный, коночный, грохочущий и скрежещущий, лодочный, завешанный с ног до головы вывесками, которые безжалостно скрывали архитектуру домов. Воспринимался он особенно свежо и остро после тихого и благоуханного Царского Села.

  68  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×