Когда Мила наконец замолчала, я облегченно вздохнула в надежде, что смогу быть услышанной.
— Ну и любишь ты фантазировать! Прямо хлебом тебя не корми, дай что-нибудь придумать.
— Я не фантазирую. Я говорю то, что есть, и то, что будет.
— Ольга жива.
— Что?!
— У тебя со слухом плохо?
— У меня со слухом хорошо, это у тебя с головой плохо. Ты про кого говоришь, про любовницу моего мужа?
— Конечно, а про кого же еще! Ольга жива. Я с ней недавно по телефону разговаривала.
— Она в больнице? В тяжелом состоянии? Она собирается писать на меня заявление?
— Бог мой! Она дома в прекрасном настроении, а это значит, что ты можешь ничего не бояться. Все обошлось.
— Она что, бессмертная? Я громко рассмеялась.
— Милка, у тебя крыша поехала. Те капсулы, что ты купила у бабки, липовые.
— Как это?
— Так это. Бабка тебя надула. Скорее всего подсунула тебе какие-нибудь капсулы от поноса и все.
— Э, нет. Бабка не могла надуть.
— Почему ты так уверена?
— Потому что я ей хорошие деньги заплатила. Они, знаешь, какие дорогие. Я могла себе зимние сапоги купить.
— Так вот, лучше бы ты себе зимние сапоги купила. Высокая цена — не показатель хорошего качества. Можешь теперь жить спокойно и ни о чем не думать.
— Я сегодня эту бабку поймаю и голову ей отверчу. Сука старая.
— За что?
— За то, что она трудящихся дурит.
— Ты ей должна не голову откручивать, а букет цветов подарить. Она тебя от тюрьмы спасла.
— Ой, я теперь уж и не знаю, что лучше, — всхлипнула Милка. — Ведь эта тварь опять с моим мужем встречаться будет…
— Это уже полбеды. Главное, спать ты будешь не на нарах, а дома, в своей кровати.
— И все равно, подруга, если она под моего мужа ляжет, я не знаю, что с ней сделаю.
— Милка, хватит! Сейчас я за тобой заезжаю, и мы едем проведать Вадима. Непонятно, кто же в него стрелял?
— Может, эта идиотка, которую я заставила на унитазе сидеть? — усмехнулась Мила.
— Нет. Исключено. Это заказное убийство. Понимаешь, Вадима заказали.
— Ну вот любовница его и заказала.
— Нет. Если бы она кого и заказала, то тебя.
— Меня-то почему?
— Ты же ей мешаешь, а не Вадим. У Вадима свои дела были. Кому-то он очень сильно дорогу перешел.
— Не знаю, какие там у него дела были, но мы себе даже бутылку приличного вина не могли позволить, — грустно сказала Милка и повесила трубку.
ГЛАВА 23
Пока мы ехали в больницу к Вадиму, каждые десять минут звонил мой любимый Юрьевич и спрашивал, не натворила ли я каких-нибудь глупостей. Его забота совершенно меня не раздражала, даже наоборот — вызывала чувство гордости и бесконечной благодарности.
— Переживает, — повела носом Милка и уставилась в окно.
— Конечно, переживает, — без всякого хвастовства ответила я.
— Если переживает, значит, любит.
— Любит, — я улыбнулась блаженной улыбкой.
Перед глазами предстал родной облик: широкие плечи, светлые волосы и глаза… Глаза, в которых можно утонуть. Утонуть и никогда не выбраться. Мне повезло. Мне достался не мужчина, а самый настоящий омут. Но ведь я уже несколько лет мечтала о том, чтобы меня вот так затянуло поглубже. Я чувствовала его на расстоянии. Мне были близки его мысли, его привычки, его повадки. Я знала про него все. Я знала, что его первая любовь была в детском саду, и я даже видела фотографию той девочки, которой он носил портфель и читал стихи. Я знала, что он заядлый рыбак и великий охотник.
Говорят, что и в женщине и в мужчине должна быть какая-то тайна. Иначе они будут друг другу просто не интересны. Все это полная ерунда. У нас с Юрьевичем вообще нет никаких тайн. Мы знаем друг про друга буквально все и каждый день открываем в друг друге новое. Только мой ненаглядный Юрьевич может позвонить в самый неожиданный момент и сказать: «Викуля, хулиганка ты моя, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю».
— Вика, ну-ка притормози! — перебил мои светлые мысли приказной тон подруги.
Я резко надавила на тормоз.
— Что случилось?
Милка покраснела, словно вареный рак, и запыхтела, как паровоз.
— Ну ты и тормознула… Прямо посреди трассы… Давай на обочину.
— Зачем?
— Делай то, что говорю. Это вопрос жизни и смерти.