Тайные убийцы

— Коробками сахара, — уточнил Рамирес. — Он это очень подчеркивал. При этом он постарался больше ничего об этих двоих не сообщать. Ему бы хотелось сказать, что он их знает, но он не мог. Ему бы хотелось как-то за них заступиться. Но если они просто развозят сахар, что в этом такого? Почему он чувствует необходимость их защищать?

— Взаимная поддержка мусульман, — сказал Фалькон.

— Или боязнь последствий?

— Даже если они друг друга не знают, у них есть чувство своего рода товарищества, — произнес Фалькон. — Сеньор Харруш — достойный труженик, и ему хочется, чтобы мы так же воспринимали и всех остальных его собратьев. Когда происходит взрыв бомбы или еще что-нибудь в этом роде, такие люди чувствуют себя так, словно на них напали, и инстинктивно строят линии обороны по всем возможным направлениям, даже если в итоге им приходится защищать тех, кого они, возможно, ненавидят.

К Эльвире и Кальдерону успел присоединиться Грегорио из СНИ.

— В Мадриде кое-чего добились, — сообщил Эльвира. — Грегорио расскажет.

— Мы изучали пометки на полях этого Корана из «пежо-партнера», — сказал Грегорио. — Копии этих надписей отправили по факсу в Мадрид, и там их сравнили с почерком владельца фургона, Мохаммеда Сомайи, и его племянника Трабелси Амара. Почерк не совпадает.

— А из этих заметок можно сделать какие-то выводы? — поинтересовался Кальдерон. — Там высказываются какие-нибудь экстремистские взгляды?

— Наш эксперт по Корану заключил, что автор заметок делал интересные выводы из священного текста, но в них нет ничего радикального, — ответил Грегорио.

— Вы нашли Трабелси Амара? — спросил Рамирес.

— Он все это время был в Мадриде, — кивнул Грегорио. — Он просто старался не попадаться на глаза своему дядюшке, пока не вернет фургон, а это он должен был сделать сегодня вечером. Услышав о бомбе, он залег на дно, однако, видимо, в его первоначальные планы это не входило, потому что лучшее, что он смог придумать, — это спрятаться в доме своего друга, а не в каком-то специальном, заранее подготовленном месте. Местная полиция нашла его часа два назад.

— Он опознал людей, которым одолжил фургон? — спросил Рамирес.

— Да. Он очень напуган, — сказал Грегорио. — В мадридском антитеррористическом отделе КХИ говорят, что он ведет себя совсем не как террорист. Он с радостью выложил им все.

— Начнем с имен, — попросил Рамирес.

— Бритоголовый — некто Джамель Хаммад, тридцать один год, родился в Тлемсене, Алжир. Его приятель — Смаил Сауди, тридцать лет, родился в Тиарете, Алжир. Оба жили в Марокко и, видимо, продолжают жить там до сих пор.

— Что в их досье?

— Это их настоящие имена. Действовали они под многими псевдонимами. В базе лиц, подозреваемых в терроризме, они входят в группу среднего и повышенного риска, а значит, вряд ли сами выполняли теракты, однако их подозревают в подделке документов, а также участии в разведывательной деятельности и материально-техническом снабжении террористов. У обоих есть родственники, активно участвующие в деятельности ГИА — то есть, в переводе, Вооруженной исламской группы.

— А как с ними познакомился Трабелси Амар?

— Все они — нелегальные иммигранты. Они переправляются через Гибралтар вместе, на одних и тех же судах. Хаммад и Сауди приняли его в круг своих друзей. Они привезли его в Мадрид и помогли ему с документами. А потом они попросили его оказать им услугу.

— А их ловкость не показалась ему… подозрительной? — спросил Кальдерон.

— Ему было удобнее об этом не думать, — ответил Грегорио. — И потом, Трабелси Амар не блещет умом.

— А что за история с фургоном? — задал вопрос Рамирес.

— Амар работал на своего дядю, развозил товары. Чтобы заработать побольше, он выполнял и «левые» заказы, иногда — для Хаммада и Сауди. Дважды они просили его одолжить им фургон: один раз — на дневное время, другой раз — на сутки. Все это происходило постепенно, так что, когда они попросили у него фургон, чтобы на три дня съездить в Севилью, и предложили за это двести пятьдесят евро, Трабелси Амар подумал только о деньгах.

— А как он объяснил это дядюшке Мохаммеду? — полюбопытствовал Рамирес.

— Он арендовал у него фургон за тридцать евро в день, — сказал Грегорио. — Может, он и не особенно умен, но сумел сообразить, что ему не надо будет ничего делать и при этом он получит сто шестьдесят евро чистой прибыли.