Похититель школьных завтраков

– Работа?

Почему бы не сказать правду?

– Нет, господин начальник полиции. Я получил письмо, в котором мне сообщили, что мой отец умирает.

Начальник полиции ответил не сразу, так что был отчетливо слышен его продолжительный вздох.

– Послушайте, Монтальбано, если вы хотите его навестить, провести с ним какое-то время, – поезжайте, ни о чем не беспокойтесь. Я придумаю, как вас подменить.

– Нет, я не поеду. Спасибо за предложение.

Начальник полиции опять промолчал. Конечно, ответ Монтальбано его поразил, но, будучи человеком старой закалки, он больше не обмолвился об этом ни словом.

– Монтальбано, мне неловко.

– Из-за меня? Не стоит, синьор.

– Вы помните, что за ужином я должен был сообщить вам две новости?

– Конечно.

– Я сделаю это по телефону, хотя, как я и говорил, мне неловко. Может быть, сейчас не самый подходящий момент, но я не хочу, чтобы вы узнали об этом от других или из газет… Вы, конечно, не в курсе, но год назад я подал прошение об отставке.

– Господи, только не говорите, что…

– Да, мне дали согласие.

– Но почему вы хотите уйти?

– Потому, что я отстал от времени, и потому, что я устал. Тот тотализатор, в котором делаются ставки на футбольные матчи, я до сих пор называю Сизалом.

Комиссар не понял.

– Простите, я не уловил вашу мысль.

– Вот вы как его называете?

– Тотокальчо.

– Видите? В этом вся разница. Недавно один журналист назвал Монтанелли несовременным и в доказательство упомянул, что тот называет футбольный тотализатор Сизалом, как тридцать лет назад.

– Но это же ничего не значит! Это шутка!

– Значит, Монтальбано, значит. Значит, что я застрял в прошлом, не хочу, даже отказываюсь видеть, как меняется мир. К тому же мне остается всего год до пенсии. В Ла-Специи меня ждет родительский дом, я постепенно привожу его в порядок. Если вам захочется, вы можете заехать к нам, когда будете навещать синьорину Ливию.

– А когда вы…

– Когда я уйду? Сегодня какое число?

– Двенадцатое мая.

– Официально я покидаю пост двенадцатого августа.

С этого момента начальник полиции стал говорить медленнее и отчетливее. Монтальбано понял, что он собирается сказать вторую важную новость и выговорить ее ему еще сложнее.

– Что касается второго дела…

Он явно не решался продолжить. Монтальбано поспешил ему помочь:

– Хуже того, что вы сказали, быть уже не может.

– Это касается вашего продвижения по службе.

– Нет!

– Послушайте, Монтальбано. Вы сейчас оказались не в лучшем положении. И я теперь, когда моя отставка принята, мало что могу для вас сделать. Я должен предложить повысить вас в должности – так будет лучше для нас обоих.

– Меня переведут?

– Почти наверняка. Имейте в виду, что, если я не предложу вашу кандидатуру, несмотря на все ваши заслуги, в министерстве могут это неправильно понять и в конце концов перевести вас без повышения. Разве вам не нужно продвижение по службе?

Мозг Монтальбано лихорадочно работал, почти дымился в поисках выхода. Удалось найти только одно решение, и он тотчас его выпалил.

– А что, если я больше не сумею никого арестовать?

– Я вас не понимаю.

– Я говорю: а что, если я притворюсь, что больше не в силах раскрыть ни одного преступления, буду вести расследования спустя рукава, сделаю вид…

– …очень глупый вид, просто идиотский. Я не понимаю, почему каждый раз, когда я заговариваю о вашем продвижении, ваш мозг отключается и вы издаете детский лепет.

Час напролет Монтальбано слонялся по дому, ставил книги на место, протирал стекла на пяти висящих в доме гравюрах – Ливия этого никогда не делала. Телевизор он не включал. Потом, взглянув на часы, обнаружил, что уже почти десять часов вечера. Он сел в машину и направился в Монтелузу. В городе было три кинотеатра: в одном шло «Избирательное сродство» братьев Тавинани, в другом – «Ускользающая красота» Бертолуччи, в третьем – мультик «Путешествие с Пиппо». Не колеблясь ни секунды, Монтальбано выбрал мультик. В зале никого не было. Он вернулся к кассе.

– Там нет ни души!

– Есть вы. Вам что, нужна компания? Уже поздно, все малыши спят. Остались только вы.

Было так весело, что он, сидя в пустом зале, не мог удержаться от хохота.

Наступает момент, думал Монтальбано, и ты понимаешь, отдаешь себе отчет в том, что твоя жизнь изменилась. Да когда это случилось – спрашиваешь ты себя. И не находишь определенного ответа – просто ты не замечаешь, как постепенно накапливаются мелочи и в конце концов меняют ход твоей жизни. Или даже замечаешь – но не предвидишь последствий. И вот ты думаешь, думаешь, но не можешь понять – так когда же это произошло? Да и какая разница! Но он, Монтальбано, мог бы дать на такой вопрос четкий ответ. Он сказал бы: моя жизнь бесповоротно изменилась двенадцатого мая.