Долгий путь к счастью

Филипп постоянно появлялся у нас в доме. Часто мы с ним верхом катались в парке. Я получила от мистера Лоринга в подарок новую амазонку, что, несомненно, было идеей кузины Агаты; с ее точки зрения, верховые прогулки в парке придавали нам значительности. На людях нас постоянно фотографировали.

— Ну и тоска, — говорил Филипп, — кому это нужно? Мне прямо хочется куда-нибудь скрыться вместе с тобой.

Он тоже был счастлив, и видеть, и знать, как он любит меня, было просто замечательно. Он меня дразнил и задирал по-прежнему, да и наших словесных баталий мы не бросали, впрочем, это нам обоим доставляло удовольствие.

Мне было девятнадцать, ему без малого двадцать один; жизнь казалась нам сказкой. Не думаю, что его познания, и житейские, и ученые, были намного шире моих, которые, надо сказать, оказывались довольно скудными. Хотя порой лучше вообще знать о жизни меньше, о будущем хорошо бы вообще не задумываться.

Семья Филиппа встретила и приняла меня очень радушно. Рассеянность леди Эмили была даже милой. А по секрету она как-то сообщила мне, что больше всего мечтает о внуках. Вообще, говорила она много и бессвязно. Но все-таки я поняла из ее рассказов, что в роду у Каррингтонов в основном были мальчики-наследники. У них с мужем Ролло родился через год после свадьбы, а вот после этого прошло немало лет, прежде чем появился Филипп. Ее сыновья такие разные — «Ролло меня иногда даже пугает, дорогая. Но у него такой цепкий ум. Филипп рос совсем другим».

Сыновья для Каррингтонов — своего рода традиция и, учитывая не очень удачный брак Ролло, нам с Филиппом предстояло не откладывая заняться произведением на свет очередного, но первого для нас маленького Каррингтона. Первым внуком он должен был стать и для старших Каррингтонов.

Мысль о ребенке очень волновала меня, но ни в коей мере не омрачала первые недели после помолвки на балу. И мне казалось, что такой беззаботной жизнь будет вечно.

На недельку съездили мы в загородное поместье Каррингтонов, чтобы там в кругу близких друзей отпраздновать наше обручение. Дом их очаровал меня еще давно, когда я впервые увидела его, но сейчас, будучи почти уже членом семьи и хозяйкой, я восхищалась им еще сильнее.

Особняк Трентхэм Тауэре был заложен в тюдоровские времена, но в последующие годы реконструкции подвергался неоднократно. Дом стоял на холме, с которого он как бы важно взирал на раскинувшуюся внизу местность. Вероятно, характер Каррингтонов отражало и их поместье. Правда, войдя в семейный круг Каррингтонов, я поняла, что слишком злословила на их счет раньше. Мнение о них я все-таки составляла через отношение кузины Агаты. А они приняли меня так тепло, как вряд ли кого-нибудь из невест принимали. Такое добросердечие и искренность приятно удивляли, особенно если учесть нравы общества, к которому они принадлежали.

Мне захотелось осмотреть весь дом, я попросила Филиппа быть проводником, и он, заразившись моим радостным энтузиазмом (мои интересы, пусть самые далекие, всегда захватывали его — это была одна из его самых милых особенностей), с восторгом провел экскурсию по всем закоулкам и комнатам. Парк вокруг дома мне был знаком еще с детства, когда мы обследовали в нем каждую пядь; теперь меня привлекал дом.

Филипп сводил меня в часовню при особняке, показал столовую, где на стенах рядами висели портреты предков со стороны матери. Потом мы направились вниз по винтовой каменной лестнице, в конце которой увидели массивную дубовую дверь.

— Старая оружейная, — объяснил Филипп, — сейчас здесь тоже хранится оружие.

Он распахнул дверь.

— Ну и арсенал! — воскликнула я. — Надеюсь, он лишь декоративный?

В ответ Филипп рассмеялся.

— Время от времени в сезон охоты оружие при деле. А я, должен признаться, стрелок отменный.

— А я ненавижу все, что стреляет, — с жаром сказала я.

— Но ты же не против жирного свежего фазанчика?

Он раскрыл один футляр, отделанный изнутри алым атласом. Там лежал отливавший серебром пистолет, ячейка для другого была пуста.

— Ну, не красавец ли? — воскликнул Филипп.

— Едва ли.

— Вот оно, твое невежество, любовь моя.

— А где другой? Их же должна быть пара, так ведь?

— О, он в надежном месте.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вот, предположим, я остаюсь один во всем доме. В коридоре раздаются крадующиеся шаги. Дверь медленно отворяется, и возникает фигура в маске. Этот злодей явился, чтобы стащить столовое серебро, картины и фамильные драгоценности. И что же я делаю? Незаметно сую руку под подушку. Выхватываю пистолет. «Руки вверх, негодяй!» — кричу я. И что, что он может сделать против этого красавца? И богатство семьи спасено благодаря ему, — он бережно погладил пистолет, прежде чем закрыть коробку.