Невинные

— Я знаю, что тебе нельзя жареное, но сегодня было такое чудесное солнечное утро, оно меня так вдохновило — и ты знаешь, этот пастух, который торгует сыром на рынке по средам... Он не часто привозит соленую рикотту, так что... В общем, если ты съешь не слишком много...

Он съел много. Это было замечательно. Ну и, разумеется, такое блюдо нельзя переварить без бокала красного.

У него вырвался негромкий вздох удовлетворения. Даже когда между Джованни и Тото разгорелся очередной бесконечный спор, он продолжал пребывать в состоянии блаженного покоя, предоставив Терезе разбираться с ними самой.

— Тото! Перестань!

— Но это правда! Он тупой. И все потому, что я хочу быть программистом. Он даже не знает, что это такое.

— Знаю!

— Не знаешь! С твоими мозгами тебе только в карабинеры поступать!

— Тото! — Тереза бросила взгляд на мужа и тихо прибавила: — Хватит, говорят вам. Давайте свои тарелки.

Джованни с удрученным видом подал свою тарелку и тарелку брата. Инспектор, пропустивший мимо ушей половину спора, не вполне уразумел, отчего сын хмурится. Он хотел потрепать его по голове, чтобы утешить, но Джованни увернулся от отцовской руки.

Тото сказал:

— Мясо я не буду.

Инспектор взглянул на жену, но она подала ему знак не обращать внимания.

Тото ел кабачки цукини и хлеб. Джованни съел все и чистил яблоко, уже приободрившись.

— Я приготовлю кофе. — Инспектор употребил свое исключительное право на сверкающую медью эспрессо-машину. Тереза начала мыть посуду, а мальчики отправились в свою комнату, где стали ссориться из-за компьютерных игр, вместо того чтобы делать уроки. — Ты будешь пить здесь или отнести туда?

— Отнеси туда. Я уже заканчиваю... Газета вон там. Я еще не читала...

Прихватив газету, лежавшую на комоде возле входа рядом с сумкой Терезы и связкой ключей, он с подносом поплелся в прохладную и тихую гостиную, где уселся в большое кожаное кресло, чтобы поблаженствовать еще час или около того, прежде чем настанет пора снова облачаться в форму. Кофе Терезы уже остыл, когда она вошла в гостиную и начала, не присаживаясь, что-то ему рассказывать.

— Ну и что ты думаешь?

— Что? А... ну, ты сама знаешь лучше. Если хочешь, я поговорю с электриком.

— Да я не о новой люстре, я о Тото. Ладно, скажешь мне вечером. Сейчас у меня уже нет времени на разговоры.

Он не сомневался: что бы там ни было, а она обязательно объяснит ему все еще раз. Он не переставал ей удивляться: как у нее получается все устроить, за всем проследить, все ему растолковывать и не сомневаться в том, что нужно делать дальше? Откуда она все знает, в то время как он вечно сбит с толку и полон сомнений в отношении будущего? Оставив эту неразрешимую загадку без ответа, он дочитал статью и затем тщательно оделся для визита к капитану Маэстренжело. Путь инспектора лежал в полицейское управление, находившееся за рекой, на виа Борго-Оньиссанти.

Капитан был чем-то озабочен.

— У меня срочный звонок. Нет, вы располагайтесь, — он махнул рукой в сторону черного кожаного дивана, и инспектор прошел и уселся там, пристроив свою форменную фуражку на колено. Вошедший карабинер поставил перед ним на низкий столик поднос с кофе.

— Пепельница нужна?

— Нет.

Пепельница исчезла. Одно из высоких окон было приоткрыто, и муслиновая занавеска покачивалась от слабого полуденного ветерка. Инспектор ждал, глядя, как пылинки медленно плавают в луче солнца, гревшего ковер у его ног. Потом его взгляд переместился на темные картины, висевшие по стенам, которые попали сюда из-за нехватки места в музее. Капитан говорил по телефону так сдержанно и почтительно, что человек, не знавший его, мог бы подумать, что он разговаривает с самим президентом Италии. Но инспектору, давно с ним знакомому, было хорошо известно, что в такой же манере капитан говорит и с самыми младшими из своих карабинеров. За это Гварначча его и любил: за тихую вежливость, порядочность и серьезность. Единственное, чего он терпеть не мог — хотя и не вполне понимал почему, — так это когда его жена начинала расписывать, какой капитан красавец. «Нет, нет... Это не так. Нет. Он хороший человек, но...» — «Ему так идет форма и у него такие красивые руки». — «Руки?»

— Не вставайте. — Одна из капитановых красивых рук, загорелая и длиннопалая, схватила руку инспектора. Капитан сел и стал разливать густой кофе в крохотные чашки с золотыми ободками. — Так, значит, вы распутали то дело?