Рассмешить богов

– Но откуда ты узнал?

– Да это была самая вероятная версия. Он уже вторую неделю вокруг этой девицы круги наматывал, и мне только было интересно, когда же она сдастся.

– А почему ты решил, что он вдруг женится? Неужели Лаврис способен на что-то большее, чем переспать и бросить?

– Потому, – Шеллар вдруг перестал улыбаться, – что если он только попробует отказаться, я даже не знаю, что с ним сделаю!

Он грозно сдвинул брови, развернул плечи, вмиг прекратив сутулиться, и, решительно распахнув дверь, громогласно рявкнул в приемную:

– Лаврис! Немедленно ко мне, негодяй!

Последнее выступление его величества было великолепным шедевром ораторского искусства. Самые великие барды рыдали бы, случись им узреть сие великолепное зрелище. Бедный Лаврис краснел и бледнел, дрожащим голосом пытаясь разъяснить, где потерял свой Пурпурный Бант, что делал в комнате дамы средь бела дня в одних трусах и как посмел прятаться под кроватью, когда бедную девушку морально изничтожал грозный папенька. Несчастный седьмой паладин стоял навытяжку и только моргал, когда король расписывал по пунктам его дальнейшую судьбу, как то: исключение из корпуса, лишение дворянства, изъятие части высоких наград и предание суду. (Хотя ничего преступного Лаврис не совершил, Шеллар каким-то образом подвел его поведение под четыре статьи одновременно.) Когда же бедный паладин был уже морально готов броситься с того самого моста, его величество предложил единственную альтернативу:

– Завтра утром ты пойдешь к кавалеру Танта… Сам найдешь гостиницу где он остановился, побегаешь, тебе полезно. Итак, пойдешь к нему и попросишь руки этой несчастной девицы, которую ты опозорил на всю столицу. Уговаривай папеньку как хочешь: падай на колени, пой баллады о своей роковой любви, клянись и угрожай самоубийством – словом, поступай как сочтешь нужным, и горе тебе, если папенька не даст своего родительского благословения. Можешь для моральной поддержки взять с собой Элмара и паладинов, чтобы они расхваливали тебя дружным хором. Но если ты к послезавтрашнему утру не сообщишь мне дату своей свадьбы, можешь навеки попрощаться с плащом паладина и отправляться искать подвигов на большую дорогу.

Когда окончательно павший духом герой-любовник скрылся за дверью.

– Вот и все, – засмеялся Шеллар. – Послезавтра я еще с кавалером Танта побеседую, и можешь считать инцидент исчерпанным. Все очень удачно получилось – на этот раз я все-таки женю Лавриса, а заодно избавлюсь от этой перепуганной дурочки, которая до сих пор меня боится, хотя и знает, что бояться нечего.

– А вместо нее не появится еще одна такая же? – поспешила уточнить Кира. – Ты мне адъютанта обещал…

– Обещал, – согласился король, – и не отказываюсь от обещания. Но не сейчас. В данной ситуации куда нужнее будет телохранитель. Так что с адъютантом придется подождать. Я уже присмотрел для тебя новую «придворную даму» и только придумывал, как бы освободить для нее место. Для всех она будет просто человеком свиты, как и прочие. На самом же деле это первоклассный специалист. Стрельба, рукопашный бой и магическое образование. Давно уже хотел ее к тебе пристроить, но все не получалось… словом, все складывается как нельзя лучше. Одно мне в этой истории не нравится.

– Что именно? – спросила королева.

– Ну скажи, ради всех высших сил, неужели королю нечего больше делать, кроме как заниматься разбором мелочных дрязг и улаживать чью-то личную жизнь?

Глава 8

Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается.

Приписывается шаманам Ледяных Островов

Ночь светла и прохладна, луна висит над башнями королевского музея, и легкий ветерок несмелыми перебежками пробирается в распахнутое окно. Ночь полна звуков. Тихо сопит во сне бестолковый щенок со странным именем Шарик, скрипит оконная рама, где-то внизу ходит стражник, позвякивая доспехами. А вверху плачет гитара, пронзительно и надрывно, нагоняя грусть и ностальгию. Где-то там, на пустой площадке Центральной башни, а может, прямо на зубцах, сидит несчастный принц и с грустным звоном рассыпает осколки своего разбитого сердца.

Может, завтра они с Эльвирой помирятся – и то, что в эту ночь кажется трагедией всей жизни, уйдет в прошлое как досадное недоразумение. Но сейчас ему больно, и все, кто не спит, слышат эту боль.

Правда никто, кроме одного непочтительного подданного, не услышал, как позорно его высочество слажал в четырнадцатом такте и как он смазывает фиоритуры, слишком сложные для барда-недоучки.