Картина без Иосифа

Мое дитя. Мое милое дитя. Я готова на все, лишь бы уберечь тебя от беды.

Но существует предел и родительского попечения. Наступает момент, когда ребенок начинает все пробовать сам: дотрагивается до верха плиты, хотя и слышит сто тысяч раз слово «нельзя!»; играет слишком близко от реки зимой, при высокой воде; делает глоток спиртного или пробует сигарету. То, что Мэгги, с ее детским восприятием мира, выбрала — намеренно, своевольно, сознавая где-то в глубине души последствия — путь во взрослую сексуальность, было всего лишь актом подросткового бунта, ко встрече с которым Джульет оказалась не готова. Она ожидала наркотики, жуткую музыку, пьянство и курение, ужасные стили в одежде и стрижке. Ожидала косметику, споры, поздние возвращения, растущее упрямство и «ты не понимаешь, ведь ты слишком старая, чтобы понимать», но никогда не думала о сексе. Пока. Придется подумать и о нем. Глупо, что она не связывала его с маленькой девочкой, которую мама до сих пор причесывает по утрам, закалывая ее пышные волосы янтарной заколкой.

Она знала все силы, направляющие развитие ребенка от младенца до независимой взрослой личности. Прочла много книг, полная решимости стать лучшей матерью на свете. Но как справиться с этим? Как пройти щекотливый путь между фактом и вымыслом, чтобы дать Мэгги отца, о котором она мечтает, и в то же время успокоить ее душу? Если бы даже она была способна сделать это ради дочери и самой себя — чего она не может и никогда не станет делать, — что усвоит Мэгги из капитуляции матери? То, что секс не выражение любви двух людей, а могучий козырь, орудие шантажа.

Мэгги и секс. Джульет даже думать об этом не хотела. С годами она все больше и больше приспосабливалась к тому, чтобы не размышлять, подавлять в себе все, что пробуждало ощущение несчастья или внутреннее смятение. Она шла вперед, устремив взгляд на далекий горизонт, суливший новые места и новые впечатления, суливший мир и надежное пристанище, потому что люди, следуя столетним обычаям и привычкам, держат на расстоянии назойливых незнакомцев. И до последнего августа они с Мэгги вместе смотрели на горизонт.

Джульет выпустила кота и смотрела ему вслед, когда он скрылся в тени Коутс-Холла. Она поднялась наверх. Дверь Мэгти была заперта, но она не стала стучаться в нее, как обычно, чтобы посидеть у кровати дочки, погладить ее волосы, потрогать кончиками пальцев мягкую словно персик кожу. Она пошла в свою спальню, не зажигая свет, разделась. Но не стала, как всегда, вспоминать теплые руки Колина, ласкавшие ее, не представила себе его лицо в полумраке его комнаты. Как они любили друг друга. Сегодня она двигалась как автомат. Схватила свой шерстяной халат и отправилась в ванную. Ты тоже так пахнешь.

Как могла она, находясь в здравом уме, упрекать дочь за то, чего сама жаждала? Единственный выход сейчас — отказаться от него и уехать, как она делала это в прошлом, не оглядываясь назад, обрывая все связи. Это единственный выход. Она и на секунду не могла представить себя любящей женой констебля. Если уж смерти викария оказалось для нее мало и она не опомнилась и не задумалась над тем, что возможно в ее жизни и что нет, то отношения Мэгги с Ником Уэром стали последним аргументом.

Миссис Спенс, мое имя Робин Сейдж. Я пришел поговорить с вами насчет Мэгги.

И она отравила его. Этого приятного человека, желавшего только добра ей и ее дочери. На какую жизнь может она теперь рассчитывать в деревне, если все подозревают ее, шепчутся за ее спиной, даже коронер без обиняков спросил ее, как могла она допустить такую фатальную ошибку.

Она медленно мылась. Мыло пахло розами, и она вдыхала этот аромат, чтобы забыть все остальные. Она хотела смыть все воспоминания и освободиться от страсти. Она искала ответ, искала поддержку.

Я хочу знать про папу.

Что я могу тебе сказать, моя милая девочка? Что его пальцы, гладящие твои шелковистые волосы, ничего не значат?.Что вид твоих ресниц, лежащих черным веером на щеках во время сна, не вызовут у него желания тебя обнять. Что твоя пухлая ручонка, которая сжимает капающее мороженое, никогда не вызовет у него восторга. Что в его жизни место для тебя — заднее сиденье машины, чтобы ты там тихо спала, не шумела и ничего не просила. Что ты никогда не была для него такой же реальностью, как его собственная персона. Никогда не была центром его мироздания. Как рассказать тебе об этом, Мэгги? Как разрушить твои мечты?