Мизерере

— В восьмидесятых годах начались преследования чилийских палачей…

— Хартманн не стал исключением из правила. В его Колонии пропало без вести множество заключенных. На секту посыпались жалобы. Крестьянские семьи также подали на общину в суд за похищение несовершеннолетних. Как и в первый раз, в Германии. Надо понять систему Хартманна. Благодаря ему была построена бесплатная больница, созданы школы и центры досуга. Деревенские жители доверяли ему детей, чтобы те усвоили приемы обработки земли, основы агрономии и тому подобное. Но когда родители попытались получить своих отпрысков обратно, они ничего не добились. На этих средневековых землях Хартманн был полновластным хозяином. Чем-то вроде Жиля де Рэ, правившего своими крепостными. Впрочем, это было его прозвище. El Ogro.

— El Ogro?

— А по-немецки «Der Oger». Синяя Борода, всезнающий и вездесущий…

Армянин подумал о Волокине. Выходит, парнишка и на этот раз не ошибся.

— У вас нет других фотографий?

— Нет. Никто и никогда не бывал внутри общины. Я хочу сказать, никто из посторонних. Была публичная часть: больница, школы, консерватория, сельскохозяйственный банк. Все остальное считалось запретной зоной. Охранники, собаки, камеры слежения. У Хартманна хватало средств на все лучшее в сфере безопасности.

— Что произошло потом?

— Когда жалобы посыпались градом, Хартманн вновь исчез вместе со своей «семьей». Они создали сеть акционерных обществ, чтобы получить свои деньги и избежать ликвидации, а затем скрылись.

— Куда они уехали?

— Никто не знает. Неизвестно даже, был ли немец еще жив в то время. Я обзвонил журналистов из «Ла Насьон», влиятельной газеты в Сантьяго. И мне многое рассказали. Говорили, что Хартманн давно уже покинул Колонию, что он управлял ею на расстоянии. Будто бы он еще в конце восьмидесятых бежал на Карибские острова. А еще говорили, что он никогда не покидал свои земли, жил в подземельях, там, где пытали чилийских политзаключенных. Невозможно узнать правду. Ни правду, ни полуправду…

— Вы полагаете, что Ханс Вернер Хартманн уже умер?

— Ну конечно. Сейчас ему было бы за девяносто. Хотя какая разница? Он создал школу. Кажется, у него даже есть сын, который мог продолжить дело отца…

Касдан решил раскрыть карты:

— А если я скажу вам, что дети Колонии сегодня совершают убийства посреди Парижа?

Исследователь выключил проектор. Комната вдруг погрузилась во мрак.

— Я бы не удивился, — ответил он, извлекая устройство с диапозитивами. — Если пнуть ногой муравейник, муравьи выживут. Они найдут себе другое убежище. Даже пророют новые ходы. Построят новый муравейник. Возможно, клика Хартманна обосновалась в другой южноамериканской стране, а то и в Европе. Ничто не кончено. Все продолжается.

Бокобза открыл шторы. Комнату залил тусклый дневной свет.

— Можно мне взять несколько распечаток? Портрет Хартманна, показания свидетелей?

— Ради бога, у нас их полным-полно.

Исследователь направился к каталожным шкафам, покрывавшим стены комнаты.

— В этих архивах хранятся тысячи примеров возрождения Зла. Неонацисты повсюду. Нацизм порождает последователей и никогда не перестанет плодиться. Здесь мы лишь пытаемся осуществлять нравственный надзор.

Касдан взглянул на ящики. Ему вдруг померещилось, что вокруг него завешанные вивариумы, в которых затаились отвратительные чудища. А может, банки, полные вирусов, опасных микробов. Бокобза, часовой на страже Зла, выявляет зараженные очаги.

— Как вы можете жить… среди этого?

— Я человек и живу среди людей. Все просто.

— Не понимаю.

Бокобза обернулся к нему и устало улыбнулся:

— В другой комнате я мог бы показать вам поучительный фильм о том, как израильские колонисты камнями перебивают кости палестинскому подростку. Ненависть — дар, которым делятся особенно охотно.

— Я все-таки не понимаю.

Исследователь скрестил руки. Его улыбка была двусмысленной. Она напоминала ледяную каплю на конце сталактита. Пока не упадет, она выглядит живой, веселой, сверкающей. Но стоит ей сорваться и разбиться о землю, как раскрывается ее истинная природа: это слеза.

— Самое печальное, — заключил Бокобза, — не то, что нацизм существовал, что он поразил целый народ и из-за него погибли миллионы людей. И даже не то, что эта гнусность существует и поныне по всей планете. По правде говоря, самое печальное то, что нацист живет в каждом из нас. Без исключения.