Рейтинг темного божества

— Здорова, ей в марте сто лет исполнилось, — сказал Мещерский. — Ее внуки забрали в Штаты.

— Подумать только — сто лет… А я ее видел еще в пятьдесят восьмом. Тогда Большой Балет приезжал в Лондон. Я специально туда примчался — она ведь мне тетка, урожденная графиня Головина-Щепотинская. А вот стала балериной. Танцевала под второй своей фамилией, имела в Лондоне бешеный успех. — Старик вздохнул. — Да, молодой человек, разметало нас всех время, судьба… Вы чем изволите заниматься?

— У меня свой бизнес. Небольшая туристическая фирма.

— Понятно. Мне тоже в юности пришлось самому пробивать себе дорогу. Мой отец преподавал в университете. Пользовался огромным уважением, как ученый. Но достаточных средств к существованию, увы, у нас не было. Помню, в сорок девятом году…

— Я, собственно, решил побеспокоить вас, Владимир Всеволодович, потому что вы, как и ваш отец, — крупнейшие специалисты по истории эмиграции и нашего русского зарубежья. — Мещерский поймал себя на том, что и сам впадает в разговоре со стариком в тот самый искусственный «петербуржский тон», на котором разговаривали между собой эти осколки осколков «раньшего времени» — потомки эмигрантов первой волны.

— Присаживайтесь к огню. — Граф Головин оглянулся на секретаря, и тот подал ему кожаную папку. — Мне звонили по поводу вас и вашего вопроса в Вену. Этот снимок, копию которого мне переслали… Как он попал к вам, позвольте полюбопытствовать?

— Совершенно случайно. Видите ли, Владимир Всеволодович, у меня есть знакомая. Она подруга одной девушки…

— Девушки? Судя по тому, как вы говорите, — это ваша невеста? — Старик улыбнулся.

— Не совсем…

— Что значит «не совсем», молодой человек? Вы потомок такого славного рода! Вам надо непременно жениться.

— Я не против вообще-то.

— У вас серьезные отношения — понимаю.

— Мы просто друзья. Она замужем за моим другом детства. — Мещерский поник.

— О, — старик покачал головой, — это драма, понимаю. Это такая драма… Я тоже в свое время… Все говорили: что ты нашел в ней? Кругом столько других женщин. А она — чужая жена. Я и сам все это отлично понимал. Но… прошло более полувека, а мы, а я… Вот приехал сюда из Вены повидаться с ней. У нее двое сыновей, шестеро внуков. Но для меня она нисколько не изменилась с нашей первой встречи. Правда, теперь мы говорим в основном о болезнях и докторах.

— Эта девушка — журналист, криминальный обозреватель, — сказал Мещерский, — а ее знакомая — фоторепортер. Случайно в руки к ней попала эта странная фотография. И на эту девушку дважды покушались с явным намерением убить ее. И вообще, это фото имеет отношение к весьма темной истории с убийствами. Я связывался с Петром Кабишем из Русского зарубежного фонда. Он навел справки, но смог узнать только двух человек на снимке — некоего Мамонова и одного барона, которого убили красные в двадцатом году в Крыму.

— Кабиш слушал мои лекции в Париже. Толковый молодой человек. Так, значит, вами движет не праздное любопытство, а желание помочь близкому вам человеку?

— Да. — Тут Мещерский совсем и не слукавил.

— Ну что же, это меняет дело. Тут у меня копия. — Старик показал на папку. — Оригинал с вами?

— Вот, пожалуйста, — Мещерский достал фото. Старик поднес его близко к глазам. Бдительный секретарь тут же подал ему очки. Мещерский наблюдал, как старый граф внимательно изучает снимок — каждую деталь.

— Я не доверяю компьютерным копиям, — промолвил он веско. — Только подлинники должны фигурировать в таких вопросах. — Его худые пальцы скользили по снимку. — Ну что же, молодой человек, всех я вам, конечно, не назову, но некоторые лица мне знакомы… Боже мой… кто бы мог подумать, что они рискнули пригласить фотографа…

— Кто эти люди? — тревожно спросил Мещерский.

— Это вот адъютант генерала Маевского штабс-капитан Довлетов. Это некая Лизавета Абашкина — она пела в цыганском хоре в Екатеринодаре. Известная личность была в определенных кругах в то время. — Палец старика остановился на темноволосой женщине, снятой на переднем плане. Потом медленно двинулся к ее соседке — красавице с больными странными глазами и хрустальным бокалом. — А это… это княжна Полина Сереброва-Слащова… Боже мой, я видел ее, когда был мальчишкой. После бегства из Крыма она приехала во Францию и жила в Блуа. Все считали ее сумасшедшей. Она такие дикие вещи порой говорила… Бедная, бедная княжна. — Его палец скользил дальше, по рядам окружавших тот странный невиданный банкетный стол офицеров. — Это вот ротмистр Ипполит Фендриков, он служил в контрразведке. Это Аркадий Неверовский, который не умер от своих смертельных ран…