Рейтинг темного божества

Вот тогда Анна Стахис и произнесла ту самую фразу: «Будет гроза». А он ответил. Его голос, обычно мягкий, звучал зло.

— Я боюсь, — повторила Анна. — Я пытаюсь представить, как это произойдет, и не могу. Я ничего не вижу. Сплошная тьма.

— Ты не должна бояться. — Он сел прямо на траву. Лицо его казалось усталым, мелкие морщины старили его. Он нагнулся, обхватил колени руками.

— Идет большая гроза. — Голос Анны дрогнул.

— Мне наплевать. Ты можешь прятаться в подвал. Я останусь здесь.

Он лег на траву.

Туча пришла с юга — темно-фиолетовая с «бородой» и порывистым ветром, гнувшим верхушки деревьев. Дальние раскаты грома звучали все ближе.

Сверкнула молния над самой Радужной бухтой — ослепительный зигзаг вспорол тучу и, казалось, вонзился в воду. Анна Стахис вскрикнула и закрыла лицо руками. Ее брат все это время оставался на лужайке. С первыми раскатами грома он вскочил на ноги. Он словно ждал чего-то жадно и нетерпеливо. Он не замечал ни холодных порывов ветра, ни того, что тело его, продрогнув, покрылось гусиной кожей.

— Ну, давай же, давай, — шептал он. — Ну убей же меня, убей, попробуй!

Сверкнула молния, и через секунду громыхнул, как из пушки, гром. Гроза шла над водохранилищем.

— Убей же меня! — крикнул Стахис. — Вот я. Не бегу и не прячусь. Попробуй, убей меня, уничтожь!

— Я прошу тебя, вернись в дом! — закричала Анна. Он не слышал ее. Хлынул ливень. Снова сверкнула молния. На веранду выскочил Иван Канталупов. Он крепко заснул после аутотренинга и теперь спросонья плохо соображал, что происходит.

— Уведи его в дом! — истошно крикнула Анна.

Канталупов сбежал по ступенькам, кинулся к Стахису. Но тот оттолкнул его с неожиданной яростью:

— Пошел прочь!

Они оба разом промокли до нитки. Дождь лил как из ведра, но раскаты грома постепенно стихали — гроза уходила дальше. В июне ведь грозы не длятся долго…

И вот снова выглянуло солнце. Дождь уже сеял редко-редко. Стахис вытер мокрое лицо рукой. Он тяжело дышал. Внезапно он засмеялся — громко и хрипло. Смех душил его, словно приступ кашля. Канталупов сбегал в дом за большим махровым полотенцем.

Пост наблюдения за домом пережидал грозу в машине. Гром, молния и ливень — казалось, это были единственные события за этот субботний день.

В доме за кирпичным забором резко зазвонили все телефоны разом. Трубку схватил Иван Канталупов — только он в эту минуту мог ответить звонившему. Это был Антон Брагин.

— Я звоню уже целый час. У вас связь вырубилась, что ли? — заорал он.

— Тут была сильная гроза, — ответил Канталупов.

— Это цело?

— Цело.

— Мне нужен сам, срочное дело.

— Он не может сейчас говорить с тобой. Брагин издал какое-то раздраженное шипение.

— Что случилось? — спросил Канталупов. — Ты нашел ее? Мне приезжать?

— Я был у нее дома. Говорил с отцом. Она арестована!

— Что?!

— Девка арестована! К ним домой — отец ее говорит — на днях явилась милиция. Они спрашивали про «Форд»! Я подозревал, что тогда на дороге нас остановили не случайно! Что теперь делать?

Иван Канталупов опустил руку с трубкой и вопившим в ней Брагиным. На вопрос, что теперь делать, мог ответить лишь тот, кто всего час назад испытывал на себе теорию вероятностей попадания молнии в живой объект.

Глава 28. УДАР МОЛНИИ

— Кто такой Арман Дюкло? — спросил Сергей Мещерский.

В камине потрескивали дрова. За окном пылал душный июньский вечер. Но духоты и жары в номере не ощущалось — работал на совесть мощный кондиционер.

Граф Головин взял в руки трость с янтарным набалдашником. Встал с кресла, медленно прошелся по гостиной. Старый дубовый паркет поскрипывал.

— Молодой человек, а надо ли вам вмешиваться во всю эту историю? — спросил он негромко. — Это темная история без начала и без конца. Я знал вашего троюродного деда… А он, в свою очередь, знал некоторых участников этих событий. Он так же, как и я, видел в молодости княжну Полину… Она кончила жизнь в доме для умалишенных. А Лизавета Абашкина, насколько мне известно, бросилась под поезд в 24-м в Константинополе…

— Я прошу вас рассказать мне. — Мещерский тоже поднялся. — Я уверяю вас — это не пустое любопытство. Ведь это старое фото как-то причастно к истории с групповым жестоким убийством.

— А сколько человек было убито? — быстро спросил Головин.

— Насколько мне известно — сначала четверо.

— Четверо?!