Зотова снова легла.
— Тех, кого знаешь ты, Ангелина, — Катя впервые назвала ее по имени и сделала это с трудом — язык не поворачивался, — убивают. И тебя убили бы наверняка, после того как… как ты принесла бы фотографию тому, кто тебя за ней послал. Ведь кто-то тебя послал за ней, да? Он убил бы и тебя.
— Лжешь, он не может меня убить! — хрипло сказала Зотова. — Все ты лжешь, сука легавая.
— Он… Значит, все-таки есть некто, кого ты знаешь и кто, несомненно, в курсе всех этих дел. — Катя не отреагировала на оскорбление. — А чем же ему помешала фотография? Это же просто кусок старого картона с изображением тех, кого давно уже нет на свете…
— Не твое дело.
— Ты давно колешься? — спросила Катя.
— И это не твое дело.
— А кто тебя снабжает героином? Или, может, ты, как ваш покойный Валерка Федай, подсела на миристицин? — Катя «ковала железо», как кузнец-ударник. — Кто тебе посоветовал замену? Может быть, тот самый, кто, как ты говоришь, не может убить?
— Если еще раз о нем заикнешься, я тебя задушу. — Лицо Ангелины Зотовой исказила гримаса. — Вы все мизинца его не стоите. И все, что ты тут болтаешь, — ложь, я ни одному слову твоему не верю. И я вам ничего не скажу, можете хоть расстрелять меня.
— Да кому ты нужна! — хмыкнула Анфиса. — У тебя крыша поехала на наркоте.
— У тебя у самой крыша поехала. — Зотова вроде как обиделась. — К вашему сведению, я порошок не употребляю. И не колюсь. А то эти заладили — герыч, герыч…
— Может быть, витамин В3 ешь горстями? — моментально отреагировала Катя и по глазам Зотовой поняла, что… попала на этот раз в яблочко.
— Не твое дело, — буркнула Зотова.
— Нет, мое дело. — Катя чувствовала: полный расклад в этом чисто женском разговоре не получится. Но возможно ли попытать счастья с неким компромиссом? — Я тебе ситуацию коротко обрисую. За нападение — вооруженное, у тебя ведь изъяли нож — на мою подругу тебе грозит суд и лет этак пять тюрьмы. Но мы крови не жаждем, — Катя глянула на Анфису, и та кивнула не слишком-то уверенно, — лично нам ты не нужна. Ты простой исполнитель — это очевидно — чьей-то злой воли…
— Не смей так говорить. — Зотова стукнула кулаком по нарам. — Я человек, а не марионетка, я личность. Я сама все это… а не по указке… Неверовский мертв, ты сказала? Туда ему и дорога, псу, иуде… Предателю… Я сама бы его убила, своей рукой…
— Да за что?
— За то, что он подлый Иуда. — Лицо Зотовой снова исказилось, и Кате показалось, что она действительно разговаривает с ненормальной. — Он нас всех предал.
— Предал чем? — тихо спросила Катя. — Не тем ли, что поехал на кладбище в Мамоново и взял с собой канистру с бензином, намереваясь что-то сжечь?
Вопрос был чистейшей воды импровизацией, придуманной прямо на ходу. Но по лицу Зотовой она поняла, что опять попала в яблочко — только вот какого сорта?
Зотова приподнялась. Губы ее кривились. Она что-то шептала.
— Близок, близок великий Судный день, — с трудом разобрала Катя.
— Это когда небеса разверзнутся и ангелы вострубят? — хмыкнула Анфиса.
Зотова опустила голову. Когда она подняла ее — Анфиса невольно попятилась. Кате тоже стало как-то не по себе. Никогда бы она не подумала, что ее может вот так испугать лицо девятнадцатилетней девчонки…
— Когда исполнятся наши мечты, — отчетливо слово за словом произнесла Ангелина, — наши — не ваши. Когда треснет по швам ваш гребаный мир. И все иуды получат муки по заслугам.
— Иуда был один, — сказала Катя.
— Нет, он был не один. — Зотова поднялась на ноги. — Слышите, вы, индюшки с куриными мозгами? Их много.
— Ну да, имя им — Легион, — снова хмыкнула Анфиса, — слыхали мы.
— Допустим, он был не один, — перебила Катя. — Но мы уклонились куда-то в сторону. Ангелина, скажи, как мог какой-то презренный предатель помешать исполнению твоей мечты? Ты говоришь — с твоей крышей все в порядке, она не поехала… Так убеди меня, что во всем, что ты сейчас сказала — даже в том, что Судный день стоит у нас на пороге, — есть правда и логика. Ты ведь хочешь в душе, чтобы мы тоже поверили и в близость Судного дня, и в то, что этот мир треснет по швам… Хочешь, очень даже хочешь, я по глазам твоим вижу. Так убеди же нас, ну? Поделись хотя бы тем, во что ты сама так веришь, чего так истово желаешь.
Странно, но именно в этот момент разговора с Зотовой Кате внезапно пришла мысль о секте. Язык девятнадцатилетней Ангелины был странен — складывалось впечатление, что с ее губ словно бы стерли всю привычную лексику, на которой изъясняются ее сверстники, и заменили другой. Задавая свои вопросы, Катя пыталась понять этот чужой язык. А в голове стучало: возможно, она сектантка. Возможно, все наши фигуранты — члены какой-то секты, и Зотова в их числе. Вот сейчас она объявит, что ее заветное желание — это спасение во время Судного дня. И только она и члены ее секты спасутся, потому что они…