Молчание сфинкса

Нет, нет, распространяться обо всем этом Лыков не любил. И он никогда не говорил себе: я такой, потому что… Или: это произошло оттого, что… Он просто помнил один случай, перевернувший всю его жизнь. Случай этот произошел, когда он еще ходил на футбол.

Это было тоже осенью: матч кончился с разгромным счетом. Толпа фанатов, разделенная милицейскими кордонами, валила со стадиона «Торпедо» к Автозаводской. Кто тогда с кем играл — красно-белые ли с «конями» или само «Торпедо» с кем-то из вечных несгибаемых чемпионов, не суть важно. Важно то, что матч продули и часть фанатов, прорвав с горя оцепление, хлынула на набережную и под мостом сошлась лоб в лоб с другой толпой фанатов.

Иван Лыков вместе со своими, где были все как один правильные четкие пацаны с Тюфелевой рощи, с Кожуховского затона, со станции Москва-Сортировочная, с утренней зиловской смены и с Южного порта, тоже оказался под мостом. Ему было восемнадцать, и он догуливал свою последнюю неделю до призыва.

Драка под мостом была такой, что для ее разгона были стянуты милицейские наряды со всех ближайших округов. Но это лишь добавило дравшимся с той и другой стороны свирепости и задора. В общей свалке Лыкову кто-то разорвал мочку уха, выдрав только недавно (перед самой призывной комиссией) вдетую медную серьгу. Лыков получил еще и несколько ударов свинчаткой по ребрам и упал, и его наверняка бы затоптали, если бы не сестра Анна.

Каким чудом она оказалась тогда на набережной? Она уже заканчивала институт, у нее был дружок-студент, с которым она проводила все свободное время, постоянно мотаясь по каким-то выставкам, реставрационным мастерским и тусовкам. А тут вдруг раз и…

Иван помнил, как в приемном покое, когда он, окровавленный и несчастный, лежал со своими треснувшими ребрами на больничной каталке, сестра металась возле него, и плакала, и держала его за руку, и ругала сумасшедшим дураком, и тут же испуганно, нежно заглядывала в глаза: «Тебе больно? Ну потерпи, чуть-чуть потерпи». Она тормошила его, и целовала, и снова ругала, и опять плакала…

Ивану Лыкову отчего-то всегда хотелось думать, что это именно Анна спасла его тогда. Хотя это было и не так. И он вовсе не умирал смертью героя. Ему натуго забинтовали грудную клетку после рентгена, промыли и зашили мочку уха, сказав: «До свадьбы заживет».

Чьей вот только свадьбы?

А потом шло время, и Анна все собиралась и собиралась замуж за своего студента, но он на ней так и не женился. Лыков готов был убить его и вместе с тем испытывал странное облегчение, граничащее со счастьем.

После смерти матери они с Анной жили вдвоем в своей старой квартире. Чисто внешне все было опять же как у всех. У Анны за эти годы было несколько мужчин, и, как говорится, без особых последствий. У самого Лыкова тоже были женщины. В женщинах ведь вообще нет недостатка. Выезжайте вечером на Ленинградку, выбирайте любую — на час, на ночь.

Что-то такое бредовое в качестве возможных планов насчет сестры и Сергея Мещерского Лыков слыхал от всеобщей чокнутой тетушки Евгении Александровны. Но всерьез этому значения не придавал и не беспокоился. Мещерский с его наполеоновским ростом и деликатной робостью в обращении с противоположным полом был не соперником.

Кому не соперником?

Этот вопрос Лыков себе задавать не любил. Такие вопросы были опасны. Но потом настала новая эпоха — эпоха Лесного, ознаменованная приездом Романа Валерьяновича Салтыкова. И жизнь Анны резко изменилась. Жизнь Ивана изменилась тоже. А тайна стала глубже, острее, перейдя в сферу совсем уж каких-то смутных, разрушительных грез, где на фоне двух разных пейзажей — чугунно-заводского и умиротворенно-усадебного, всегда был один и тот же образ. А прочие просто не существовали.

Анна любила вечерами подходить к окну. Что она видела там в темноте, среди слепящих огней? Что она видела там сейчас, после их последней поездки в Лесное к Роману Салтыкову?

Когда Иван вошел в комнату, сестра сидела на подоконнике, смотрела на мост, на автостраду.

— Хорошо пробежался? — спросила она, не оборачиваясь.

— Нормально.

Лыков с некоторых пор, чтоб держать себя в приличной форме, не дрябнуть мускулатурой, не набирать вес, каждый вечер пятницы и выходных бегал по набережной Москвы-реки.

— Дождик идет?

— Был, но перестал.

— Ты, наверное, промок? Там чистое полотенце в ванной. Возьми.

— Спасибо.

— Ужинать будешь?

— А ты, Ань?