29 отравленных принцев

Анфиса умолкла. Катя смотрела на нее, не зная, что говорить дальше.

— Давай-ка присядем, — сказала она наконец, кивая на скамейку на набережной. Они сели. На том берегу в парке работали аттракционы. Визжали, хохотали дети. Из плавучего ресторана «Мама Зоя» несло кухонным чадом, пригорелым салом и жареным луком. На воде дрались и кричали чайки.

— Есть хочется, — сказала Анфиса, облизывая пересохшие губы. — Ты завтракала?

— Что? Да, я завтракала, кофе пила… Анфиса, так как же это? Что ты говоришь? — Катя с усилием подбирала нужные слова. — Как же это у тебя было с ним?

— Как было? А ты не знаешь, как это бывает? Маленькая, впервые замужем? — Анфиса усмехнулась. — Ну, теперь его нет, он умер. Значит, его отравили, это точно?

— В теле обнаружен яд замедленного действия. Экспертиза установила, что Студнев получил его на том самом ужине вместе с пищей. А умер он спустя несколько часов в своей квартире в поселке Столбы.

— Он мучился? — спросила Анфиса.

— Наверное… Я не знаю точно. Ему не хватало воздуха, он добрался до балкона и упал оттуда. Упал с восьмого этажа. Нелепо, ужасно, но все так и было.

— Я хочу, чтобы он мучился, — сказала Анфиса, — значит, это был яд? О, это даже интересно! Крысиный король получил-таки свою порцию пирога. А это был случайно не стрихнин?

— Я не помню названия яда, — соврала Катя, — а при чем тут… крысиный король? Какой крысиный король?

— Ты не помнишь, как у Ахматовой написано: «Слава тебе, безысходная боль, умер вчера… крысиный король». — Анфиса усмехнулась: — Кто из великих сказал, что в каждом из нас сидит во-от такая жирная крыса? Так вот в Максе сидела не одна, а целых пять. Выводок со слипшимися хвостами.

— Анфиса, ты… у вас что, все было так серьезно? Ты его любила? — Катя тревожно смотрела в лицо подруги.

— Я хочу есть. — Анфиса быстро отвернулась, жадно втянула ноздрями запах с кухни «Мамы Зои». — Я просто умираю от голода.

— Ну, если хочешь, давай зайдем, — Катя неуверенно кивнула на поплавок, вид у заведения был подозрительный. У входа маячили похожие на собак львы из позолоченного папье-маше и картонный черкес зверовидной наружности.

— А ты разве не мечтаешь взглянуть, где отравили Макса? — спросила Анфиса.

— Ты угадала. — Лукавить с Анфисой было бесполезно. — Он тебя бросил, оскорбил?

— Да как тебе сказать, Катька… Я-то замуж за него совсем уж намылилась выйти.

— Тебе больно об этом говорить? — спросила Катя.

— Ну, все равно же вы будете меня допрашивать, — пожала плечами Анфиса, — и об этом, и о том… Так уж лучше сразу и тебе, чем… чем тому типу, что приезжал вчера. Знаешь, явился вчера от вас один — такой весь из себя накачанный. Наверное, спит и видит себя чемпионом по карате в тяжелом весе. Фингал под глазом как слива. В голове, по-моему, ни одной извилины, одно мужское достоинство упрямо выпирает.

Катя невольно усмехнулась: Анфиса нарисовала свой собственный портрет Колосова. Они поднялись со скамьи и медленно побрели По набережной к пешеходному мосту.

— У рас все было так серьезно? — вернулась к разговору Катя. — Студнев хотел на тебе жениться?

— А что? — Анфиса вдруг остановилась. — На такой бомбе нельзя даже захотеть жениться?

— Анфиса, ты что, я совсем не то имела в виду… Просто я немного познакомилась с этим делом. И мне показалось, что Студнев…

— Я так и поняла, — перебила ее Анфиса, — ты такого дела не упустишь. Как же, сенсация! Эх, жаль, меня не оказалось поблизости, когда он с балкона-то вверх ногами летел. Какие бы снимки получились — класс. Мои фото да твой комментарий профессионала с места последних событий. Денег бы заработали — жуть, — Анфиса неожиданно всхлипнула.

Катя обняла ее за плечи.

— Я и со Студневым познакомилась немного по рассказам тех, кто его знал, — приврала она, — и мне показалось, что этот парень был не из тех, кто женится даже на красотках. Он не производил впечатления жениха. А почему в нем сидело сразу пять крыс? Почему ты его их королем зовешь?

— «Щелкунчик» помнишь? Вот потому и зову. У него было сложное отношение к жизни, смешанное — наполовину королевское, наполовину крысиное, — ответила Анфиса, — все вокруг мое, везде я один, мне все можно, я король жизни. И при этом я же и сожру всех и все, до последней крошки, никому ничего не оставлю; Лопну, издохну, а сожру все один… Ты Думаешь, что он со мной-то, такой вот тушей, сошелся?

— Анфиса, ну не надо о себе так. Я просто не могу, когда ты так говоришь.