185  

— Кажется, оба женаты.

— Да.

— Надо как-то помочь женам этих бедняг.

— Я подумал об этом: вдове нужно дать пенсию, а жене раненого — вознаграждение.

— По здравом размышлении это Англия должна была бы им платить.

— Она тоже будет платить.

— Каким образом?

— Вернее сказать, Кадудаль. Но поскольку деньги Кадудаля — это деньги Англии, стало быть, в конце концов пенсию будет выплачивать Англия.

— Но мне доложили, что при нем нашли не более тысячи двухсот франков, и обыск в его доме тоже ничего не дал.

— Он выехал из Лондона со ста тысячами франков, до приезда в Париж истратил из них тридцать тысяч. У него оставалось семьдесят, а это даже больше, чем нужно для выплаты пенсии вдове и вознаграждения жене раненого.

— Но где же тогда эти семьдесят тысяч франков? — воскликнул Бонапарт.

— Вот они, — произнес Фуше. И поставил на стол небольшой мешок с золотыми монетами и банкнотами.

Бонапарт с любопытством высыпал содержимое на стол. Там было сорок тысяч франков в голландских соверенах, а остальное в бумажных банкнотах.

— Вот оно что! — заметил Бонапарт. — Так теперь Голландия оплачивает моих убийц!

— Нет, просто они опасались, что английское золото вызовет подозрение.

— И как же вам удалось заполучить эту сумму?

— Вы же знаете старую полицейскую поговорку: «Ищите женщину!»[167].

— И что же?

— Я искал женщину и нашел ее.

— Расскажите в двух словах, я умираю от любопытства.

— Так вот, я знал, что некая Изаи, дешевая потаскуха, была связана с заговорщиками и сняла у хозяйки фруктовой лавчонки комнату, где они время от времени собирались. Она шла за ними следом, когда Жорж садился в кабриолет; похоже, он подозревал, что за ним следят. Он успел бросить ей мешок, который нес в руке, с криком: «К парфюмеру Карону!» Камьоль услышал его слова и успел сказать одному из агентов:

— Приклейтесь к девице.

— Что это означает? — спросил Бонапарт.

— Следуйте за ней и не упускайте ее из виду.

Когда Жорж уехал, девица принялась бродить по улицам. Она подошла к перекрестку у Одеона как раз тогда, когда Кадудаля задерживали, увидела большую толпу, сбежавшуюся поглазеть, и поняла, что Жорж арестован. Она не решилась вернуться домой и спряталась у подруги, которой доверила сверток с деньгами. Я приказал пробраться к подруге и забрать этот сверток, вот и все. Боже правый! Это было не так уж трудно.

— И вы не арестовали девицу Изаи?

— Арестовали, ведь она нам больше не нужна. О! Это святая девушка, — продолжал Фуше, — она заслуживает небесного покровительства.

— Зачем вы так говорите? — нахмурил брови Бонапарт. — Вы же знаете, что я не люблю, когда богохульствуют.

— А знаете, что висело на груди у этой дурочки? — спросил Фуше у первого консула.

— Каким образом я могу это знать? — сказал Бонапарт, невольно увлекаясь хитроумными поворотами этой беседы. Заинтересовать консула рассказом умел только Фуше, ведь одним из качеств, которых Бонапарту явно недоставало, было умение слушать.

— Так вот, она носила медальон с надписью:

Частица подлинного креста,

почитаемого в церкви Сент-Шапель в Париже

и в коллегиальной церкви Святого Петра в Лилле.

— Ладно, — подвел итог Бонапарт. — Девицу отправьте в Сен-Лазар. Дети бедняг Бюффе и Каньоля будут обучаться на государственные средства. Вы передадите пятьдесят тысяч франков, найденных у товарки-девицы Изаи, вдове Бюффе, остальное — Каньолю. Вдове Бюффе я прибавлю еще пенсию в тысячу франков из своих собственных средств.

— Вы что же, хотите, чтобы она умерла от счастья?

— Почему это?

— Потому что она считает, что смерть ее мужа — уже достаточно большая удача.

— Не понимаю, — нетерпеливо заметил Бонапарт.

— Как, вы не понимаете? Что ж! Муж ее был негодяем, который каждый вечер напивался и каждое утро колотил свою жену.

  • Наш чертов Жорж, несомненно, убил
  • Одним выстрелом двух зайцев.

— А теперь, — продолжал Бонапарат, — когда дело с арестом Жоржа улажено, распорядитесь, чтобы мне передавали протоколы допросов по мере того, как они будут вестись. Я хочу следить за этим делом шаг за шагом, и следить очень внимательно.

— Я уже принес вам первый протокол, — сообщил Фуше. — Он совсем не похож на сочинения в духе Вергилия и Горация, которые мы даем в руки учеников ораторианцев из Пенбефа, ad usum-Delphini[168]. Нет, он свеж и сохранен в том виде, в каком вышел из уст Жоржа и господина Реаля.

  185  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×