—К чему ты мне все это говоришь? — поморщился Никита.
— К тому, что ты сам виноват, что у меня сложилось предубеждение… Ну а все же я никак не пойму — ты столько молчал, скрытничал и вдруг — бах! Примчался среди ночи, всех распугал, шороху навел. И все мне рассказал, все карты открыл. Что произошло?
— Произошло то, что я начинаю плотно заниматься Бодуном. В отношении его появились кое-какие подвижки.
— Какие же? Или это тоже пока великая тайна?
— У нас вроде бы появился свидетель, который располагает информацией о том, что за человек был этот самый Бодун и что это был за клуб такой — «Бо-33», ныне переименованный в «Пингвин». Возможно, мы узнаем и о причинах, заставивших Бодуна приехать сюда, в это затишье.
— Значит, ты скоро уедешь? — спросила Катя.
— Да, уеду и вернусь. А ты пока останешься здесь, хорошо?
Катя снова взглянула вниз — они все еще стояли над обрывом, в глинистое дно которого ушел искореженный остов черной машины. Внезапно Катя представила себе очень ярко, как эта машина, кувыркаясь, переворачиваясь и гремя, летит с кручи вниз. Дорогим новым «БМВ» не захотели воспользоваться с выгодой.
— Там на снимках трупа, — сказала она, — у Бодуна перстень и часы…
— Все осталось нетронутым. Часы даже не встали. Это только в фильмах всегда часы встают, показывая точное время убийства. А часы Бодуна шли. Швейцарские… Я это сам видел, меня чуть на изнанку не вывернуло, — тихо произнес Никита, — Рука среди колосьев валяется, и часы идут, тикают… Тот, кто это сделал с Бодуном, не нуждался в его вещах.
— Как и в вещах Артема и Полины, — Катя помолчала. — Знаешь, говорят: только мертвецам уже ничего не надо.
Глава 17
СМУТНЫЕ ШТРИХИ
Из Борщовки заехали в опорный пункт. Трубников был на месте, вел прием населения. В маленьком предбаннике своей очереди терпеливо дожидались древняя старуха и краснолицый алкаш в ватнике и кирзовых сапогах. Трубников был занят за закрытыми дверями проверкой на причастность к совершенному преступлению Пашки Князева — того самого несовершеннолетнего, который вместе с другими был замешан в прошлогоднем мелком хулиганстве в отношении Полины Чибисовой.
Князев оказался существом щуплым, очень юным, с черными озорными круглыми, как у мыши, глазками, льняными вихрами и уродливым багровым родимым пятном на шее. Глядя на этого неказистого нарушителя порядка, Катя невольно подумала, что если и остальные деревенские хулиганы были ему под стать, то Александру Павловскому было с ними не так уж и трудно справиться одной левой, проявив себя в глазах дочки Чибисова рыцарем и героем.
С Трубниковым в опорном пункте Никита Колосов совещался долго и обстоятельно. А Катя сидела на стуле у окна, слушала и помалкивала. К самому Трубникову после странного рассказа Брусникиной она невольно присматривалась с каким-то новым чувством острого тревожного интереса. Случай с Трубниковым лишний раз подтверждал непреложную истину, к которой Катя все никак не могла привыкнуть: люди очень часто являются совсем не тем, чем кажутся на первый взгляд. И это касается всех. Даже коллег по борьбе с криминальным злом.
После совещания Колосов вместе с участковым засобирались в офис агрофирмы Славянка. Никита считал необходимым перед отъездом в Москву встретиться с Чибисовым лично. Катя представляла их беседу лишь в общих чертах. И сопровождать Никиту отказалась. После всего, что она узнала, ей нужно было время, чтобы осмыслить новые факты. Убийство Богдана Бодуна многое меняло само по себе. В том числе и Катино представление о том, что такое это самое Славянолужье наделе.
Никита предложил отвезти ее назад, на Татарский хутор. Но Катя и на это предложение ответила уклончивым отказом, сказав, что прекрасно дойдет одна. Ей действительно просто необходимо было какое-то время побыть одной, подумать, еще раз взвесить вновь открывшиеся обстоятельства, сопоставить детали, прежде чем…
— Дорогу-то отыщете, Екатерина Сергеевна? Не заблудитесь? — заботливо осведомился Трубников.
— Нет, уже не заблужусь, — ответила Катя. — Ориентиры приметные: река, Черный курган, потом старая груша на краю поля.
Трубников искоса взглянул на нее. И засобирался, в два счета окончив свой прием населения. Скинул бланки в ящик стола, распахнул железные створки несгораемого шкафа, занимавшего весь угол, взял с верхней полки свою милицейскую фуражку. Слева, рядом с полками для бумаг в шкафу на вешалке висели серо-голубые форменные гимнастерки, шинель старого образца и непромокаемый длинный плащ аспидного цвета с пристегнутым капюшоном.