Через много-много дней она вспомнила эту ночь и этот пруд. И Драгоценного В.А. — мокрого как мышь и торжествующего. Они умчались оттуда, как воры.
Бежали всю дорогу, чтобы Кравченко не замерз и не схватил воспаление легких. В гостинице взлетели вихрем по лестнице, едва не сорвали дверь с петель и в изнеможении рухнули на кровать (покрывало потом пришлось сушить в ванной). И вот именно тогда у Кати впервые появилось ощущение, что черта под всей этой историей ПОЧТИ подведена. Ах, если бы она только знала, сколько еще событий скрывается за этим коротеньким словечком!
А наутро, в половине восьмого, разбуженная солнечными ласковыми лучами, Катя, бодрая и отдохнувшая, спрыгнула с постели, нацепила первое, что попалось, — футболку Кравченко, подняла жалюзи и распахнула окно.
— Доброе утречко, — послышался снизу дребезжащий старческий голос. — Новость-то слыхали, нет?
В поселке-то говорят — взяли вроде вчера насильника-то, душегуба-то этого. Чтоб его, паразита, пополам поезд переехал! Вроде участковый наш постарался, молодец парень, давно пора. Милиции снова в поселке — тьма-тьмущая. Вот какие дела-то, красавица, на белом свете творятся, а ты спишь!
Во дворе, под самым Катиным окном, стоял Баркасов. Забыв про свою метлу, он настороженно, с любопытством смотрел на улицу, качая головой и тяжко вздыхая.
Глава 30
ПОЧТА
Следовало отыскать Катюшина. И немедленно. Однако улизнуть по-тихому из гостиницы не удалось.
Внизу Катя наткнулась на Юлию.
— Без завтрака? Куда? Не пущу, нет и нет. — Юлия шутливо расставляла руки. — Эти два гаврика улимонили спозаранку, а теперь и ты еще. На хоть кофе выпей с бутербродами. Все уже на столе. К участковому торопишься за новостями?
Катя кивнула: врать и отнекиваться было глупо.
— Что-то не нравится мне это, — сказала Юлия, сразу помрачнев. — Очень даже не нравится. Я, конечно, двумя руками за то, чтобы этот кошмар закончился. Но чтобы закончился вот так — нет уж, дудки. Я за справедливость.
— Но Дергачева пока что никто ни в чем не обвиняет. — Кате было неловко. Врать все же приходилось.
— Ну да, держи карман! Мне вон Илюшка мой поведал, как его Клим в гараже долбал. При тебе, кстати, это было, да, — Юлия скользнула по Кате взглядом. — Зря вы с ним так. Несправедливо. Я своего Илью знаю.
Он, конечно, не подарок, и закидоны у него разные, и характер не сахар, и на сторону он, паршивец, иногда гуляет. Но чтобы это, вот то самое.., эта мерзость… Да как у Клима мозги-то только повернулись обвинять его! Зря вы это, зря. Ты-то правда, что, с тебя какой — спрос, а вот с Клима спрос особый. Он ведь наш, здешний. И я с него за Илюшку своего еще спрошу. Будь спокойна.
— Я спокойна, — ответила Катя, подавленная натиском темпераментной собеседницы. После такой отповеди столь радушно предложенный завтрак не лез в горло.
— Да ты что? Обиделась на меня, что ли? Ой, — хмыкнула Юлия, — это ты брось. Я тебе-то отчего это все говорю? Потому что ты — это ты, ты — это не он.
Ты искренне помочь нам хочешь. И нас тебе жалко.
И Крикунцову ты жалела, что я, не видела, что ли, какие вы с твоим-то тогда в гостиницу вернулись?
И не глупая ты вроде, думаешь сначала, а уж потом — раз, два, с плеча и по лбу, — Юлия снова окинула Катю с ног до головы пронзительным взглядом. — Я тебе вот что скажу, и это чистая правда: попридержи Клима, а то беды не миновать. Я не знаю, какая муха его укусила, что он вдруг ни с того ни с сего Ивана в потрошители записал, только он крупно не прав. И сам это потом поймет. Но когда он поймет и до его начальства это дойдет — тогда уж поздно будет. А к тебе он неровно дышит. Я давно уже заметила, на что наш Климчик губы свои раскатал. Только это, может, сейчас и как раз то, что надо. По крайней мере тебя-то он выслушает. А ты скажи ему — так прямо и скажи: «Дурак ты Клим, дурак, идиот и простофиля».
Катя слушала ее и думала: знала бы она. Знала бы, кто всю эту кашу заварил!
— Ладно, я попытаюсь, — сказала она, поднимаясь.
— Правильно, попытайся, да обаянием, обаянием ему прямо по башке его глупой трахни, не стесняйся, муж не узнает. Что узнаешь, расскажешь потом?
— Конечно. Спасибо за завтрак. Я пошла.
— Если что, потом еще раз вместе сходим. Да не к Катюшину уже, а прямо к его начальнику. Если Марта заедет, и она с нами пойдет. Иван ей не чужой. Мало ли что там между ними было, а несправедливости в отношении человека допускать нельзя.