Врата ночи

Мещерский закрыл глаза. Ждал выстрела. Долго.

Легкое прикосновение . чужие жесткие пальцы коснулись его щеки.

— Я часто представлял, как мы с тобой встретимся. АСТРАХАНОВ — Василий Астраханов подошел к нему вплотную. Нагнулся. Положил пистолет на землю, потом содрал пластырь с губ Мещерского. Достал из кармана носовой платок, промокнул с его лица кровь. Бережно, очень бережно. Потом поднял пистолет, засунул его себе сзади за ремень черных джинсов под куртку.

— Сволочь, — Мещерский с трудом шевелил разбитыми губами. Он чувствовал себя униженным, беспомощным. Связанным, как овца.

Астраханов отошел в дальний угол, нашарил выключатель, зажег полный свет.

Это был не подвал, как поначалу почудилось Мещерскому. Просторный железный ангар из тех, в которых обычно зимует сельхозтехника. Правда, в ангаре техника отсутствовала. Было пусто, гулко, и виднелись следы каких-то странных ремонтных работ. Весь дальний конец, например, был оборудован деревянными «лесами». Получалось нечто вроде подвесного этажа-балюстрады или капитанского мостика. Там, наверху, на деревянном настиле, находился один-единственный предмет: удобное кожаное кресло, из тех, что украшают самые престижные кабинеты.

Под «лесами» стояли вместительный металлический шкаф, ржавое корыто, рулон полиэтиленовой пленки. Пол под «лесами» покрыт куском желтого пластика. Чуть дальше в железной стене находилась и та дверь, к которой вели семь самодельных ступеней из кирпича.

Мещерский оглянулся, с трудом ворочая шеей. Каждое движение отзывалось болью, головокружением. Раз это ангар, здесь должны быть большие въездные ворота. И он их увидел. Они были наглухо заварены. Сюда можно было проникнуть только через эту боковую дверь. Фактически — лаз.

Он смотрел на пол: пластик занимал всего несколько квадратных метров, прикрывая лишь небольшую площадь под «лесами». А все остальное — черная утрамбованная земля.

Астраханов отошел к «лесам», достал из шкафа большой китайский термос. Два пластмассовых стакана. Мещерскому было дико на все это смотреть — на его неторопливые уверенные движения, на его лицо — абсолютно нормальное с виду, спокойное, сосредоточенное. На нем не было и тени безумия.

Астраханов налил что-то из термоса в стаканы. Подошел к Мещерскому. Пахло хорошим крепким кофе.

— На-ка, выпей. — Он приподнял его за плечи, поднося к разбитым губам стакан.

— Пошел ты... Не трогай меня!!

— Пей.

Мещерский поперхнулся, закашлялся. Астраханов терпеливо ждал, когда он отдышится. Снова поднес стакан к его губам. Сам отпил глоток из своего стакана. Потом извлек из кармана куртки маленький пластиковый пакетик. Поставил стаканы на землю. Высыпал что-то из пакетика себе на ладонь. Вязкое бурое вещество. Скатал два шарика. Один положил себе в рот, другой протянул Мещерскому.

— Что это?! — Того колотила крупная дрожь.

— Терьяк. Гашиш. — Астраханов смотрел, склонив голову набок, словно изучая пленника.

— Пошел ты!!

Астраханов просто легонько взял его за шею, надавил пальцами на сонную артерию. Мещерский открыл рот, как выброшенная на берег рыба. У него потемнело в глазах. Почувствовал, как жесткие пальцы затолкнули ему наркотик в рот. Потом вкус горячего кофе... Судорожный кашель. Он пытался выплюнуть, но...

— Так нам будет легче. Обоим. — Астраханов сделал глубокий вдох, на секунду прикрыл глаза.

Лучше бы он сразу его пристрелил... Тошнота клубком подкатывала к горлу. Голова кружилась. Но вот головокружение одновременно стало сильнее, и вместе с тем в мозгу все как-то начало проясняться. Внутри словно что-то отпустило. Медленно-медленно разжались какие-то тиски. Клещи.

— Я знал, кто ты такой, — он смотрел на Астраханова. — Я все про тебя знаю. Все, слышишь?! Кроме одного. Куда ты девал трупы? Куда ты их девал, после того как калечил?!

Астраханов глубоко, всей грудью вздохнул, словно просыпаясь. Открыл глаза и... Мещерский содрогнулся. Его обуял панический ужас: лицо Астраханова разом просветлело, стало мягче. Теперь оно выражало почти нежность. Странную, запредельную сентиментальную печаль и меланхолию.

Серые глаза его блестели, туманились.

— Они все здесь, — он медленно кивнул на земляной пол. — Все там, внизу. Под нами. Я заберу их с собой. Как и тебя. Когда настанет мой час, а он скоро настанет, я заберу вас с собой.

Мещерский почувствовал дурноту. Этот тлетворный запах...

Он лежал на братской могиле. На изувеченных мертвых телах, едва прикрытых жирной черной землей. Слой за слоем...