44  

«Он желает покоя и вместе с тем прилюдно может закатить скандал-демонстрацию с разрушением облицовочного камня в вестибюле фирмы», – подумал Деметриос.

– Покой – это важно для вас? – спросил он Жуковского.

– Да.

– Но есть фактор, который этот покой, эту гармонию нарушает?

Жуковский молчал.

– Помните, вы рассказывали о вашем детстве, о том, как жили на даче под Москвой. Вместе с родителями, с вашим братом. Там это ощущение покоя было?

– Я был мал, мне было всего десять лет.

«Ну вот, возможно, сейчас мы снова поговорим о БАРАБАНЩИКЕ, – подумал Деметриос. – Интересно, я должен объяснять этим двоим, что „Судьба барабанщика“ – это такая повесть Аркадия Гайдара, которую читали все советские дети когда-то. Они моложе Жуковского, могут этого и не знать. Хотя не факт, что Жуковский вспомнит при них своего Барабанщика. Например, Гай не захотел ведь при НИХ упоминать о своем изощренном, каком-то совершенно нечеловеческом чувстве обоняния. А ведь это для него один из главных тревожных, бередящих душу факторов. А Ермаков почти все время молчит. Не намерен раскрываться. Начать задавать ему вопросы? Но сейчас, кажется, это ничего не даст. А ведь я устроил этот сеанс во многом ради того, чтобы в первую очередь познакомиться с его „я“ поближе. То, что говорят эти двое, я уже слышал, и не раз… Это как старая шарманка. Одна и та же мелодия, а прогресса, движения вперед никакого пока».

– Там, на даче в то лето, когда вам было десять. Может, хотите рассказать нам об этом? – Деметриос мягко «направлял» Жуковского. – Рядом, кажется, был сад?

– Через забор, там дача давно сгорела, сад был заброшенный, ничейный.

Гай повернулся к Жуковскому. На его лицо легла тень.

– И дачные пацаны на этой ничейной территории выясняли отношения, так? – спросил Деметриос. – Вы говорили, ваш старший брат Алексей за вас заступался, дрался и побеждал. А вы тоже участвовали в драке?

– Нет. Я потом в сад часто бегал. Прятался там от всех.

– А книжка?

– Какая книжка?

– Та, что брат вам дал, советую всем прочесть: «Судьба барабанщика» – вы ее там, в саду, читали?

– Нет, я ее дома читал на террасе.

– Детская повесть Аркадия Гайдара, очень талантливое произведение, – пояснил Деметриос пациентам. – Вы знаете содержание?

Гай кивнул. Ермаков пожал плечами, потом усмехнулся. Детские книжки? До чего мы докатились, товарищи…

– Там школьник, пионер, оказался в трудных жизненных обстоятельствах, но ведет себя как и полагается советскому пионеру – вполне геройски, – Деметриос усмехнулся. – Борется со шпионами, в одиночку пытается этих шпионов задержать. Один из шпионов, врагов – его дядя, то есть родственник… Мальчик – он называет себя Барабанщиком – не прячется, смело поднимается во весь рост и… Он стреляет в них и убивает одного. А потом его тяжело ранят самого.

Жуковский выпрямился в кресле, ослабил свой дорогой галстук, расстегнул ворот белой сорочки.

– Эффектный конец, хотя, на мой взгляд, не стоило бы делать из ребенка убийцу, – Деметриос вздохнул. – Я как психолог не рекомендовал бы. Но книга была написана, кажется, в тридцать девятом году, тогда критерии были, сами понимаете, какие. Владимир, когда вы читали книгу в детстве, вам нравился этот эпизод с выстрелом?

– Да.

– Вы перечитывали? Может, еще какой-то эпизод?

– Когда он… Барабанщик находит пистолет. «Браунинг» с выщербленной рукояткой и патронами. Их было шесть. Их всегда там, в книге, было шесть, седьмого не хватало, он был использован.

– Оружие… Скажите, а у вас в доме было оружие? Может быть, у вашего отца?

– Нет, ничего у нас не было. Но я всегда хотел… я хотел иметь…

– Оружие? – переспросил Деметриос.

– Пистолет. «Браунинг». Все, достаточно, – вдруг резко оборвал Жуковский. – Я не хочу об этом говорить. Слышите? Я не позволю. Я не желаю обсуждать ЭТО.

На лбу его выступила испарина. Он неловким жестом сорвал и так уже ослабленный галстук и, скомкав, сунул его в карман пиджака.

Но Деметриос и не думал отступать:

– Вас пугает сам мой вопрос?

– Меня ничего не пугает, но я не желаю, слышите, не жела…

– Вы не желаете говорить о том, что вам нравилось оружие, вы хотели иметь пистолет, будучи ребенком? Вы боитесь говорить об этом даже сейчас, став взрослым? Почему?

– Оставьте меня в покое!

– Страх надо вытащить из себя. Выдавить наружу, как гной. Страх – это язва, что мешает вам жить, толкает вас на странные поступки, шокирующие, пугающие окружающих. Вы же не хотите быть пугалом? Не хотите прослыть неадекватным, неуравновешенным? Тогда приложите усилия, боритесь за свое «я», не закрывайтесь, как устрица в раковину. Загляните своему страху в лицо, вытащите его клещами наружу. И, возможно, из детского мифа он превратится в некую реальность, которую можно будет попробовать на вкус и на цвет, обсудить, потрогать руками, а потом уничтожить. Уничтожить навсегда, так, чтобы ЭТО никогда к вам уже не возвратилось. Я говорю это вам, Владимир. Но это касается всех, каждого из вас в равной степени.

  44  
×
×