Дорога страсти

— Ты рано вернулась, Аманда, — говорил Тейлор холодным тоном. — Предполагалось, что ты задержишь его до вечера.

— Я прошу прощения. Но он сам захотел вернуться.

— Это не может служить оправданием. Неужели благополучие плантации не интересует тебя? Неужели ты хочешь, чтобы всех нас — меня, твоего отца и мать, тебя саму — вышвырнули отсюда только потому, что ты не можешь занять всего-навсего человека самого простого происхождения?

— Я прошу прощения, — прошептала Аманда. — Я не знала, о чем с ним говорить. Нам нечего сказать друг другу.

— Нечего сказать! — возмущенно воскликнул Тейлор. — Ты забыла все, чему я тебя учил?

— Конечно нет, но ему не интересны научные предметы, он предпочитает… предпочитает кинокартины.

— Но он же профессор колледжа, — с удивлением сказал Тейлор, но его тон тут же изменился. — Ты что-то сделала не так.

— Неужели я должна была… — она колебалась, — пойти в синематограф вместе с ним? Или на танцы? Кажется, он любит танцевать.

Тейлор говорил так холодно, что его голос мог заморозить растения в оранжерее:

— Что ты за женщина, Аманда? Неужели я сделал предложение недостойной женщине? Ты скрывала от меня все эти годы свою истинную сущность? Теперь ты захочешь, чтобы тебе подавали виски на завтрак.

— Нет, сэр, — ответила она и перенеслась в то время, когда он был только ее учителем, а не женихом.

— Или ты начнешь носить короткие платья и устроишься на работу машинисткой?

— Нет, сэр, — тихо ответила она. — Я хочу только того, что у меня уже есть.

— Слова меня не убеждают. Аманда, ты не представляешь, как тебе повезло. У тебя есть все, чего только можно пожелать. Тебе не приходилось страдать от отсутствия денег или образования, а теперь ты хочешь швырнуть на ветер и то, и другое. — Он на мгновение остановился. — А может, зря я забочусь обо всем? Может, ты хочешь уехать с ранчо. Это так, Аманда? Ты не хочешь выходить за меня замуж и таким образом даешь мне понять это?

— Нет, — ответила Аманда, и в ее голосе послышались слезы. — Единственное чего я хочу, это выйти за тебя замуж. Но я не знаю, что нужно сделать, чтобы профессор Монтгомери остался доволен.

— Ты не знаешь, как доставить удовольствие и мне. — Тейлор снова остановился. — Отправляйся к себе, Аманда, и оставайся в комнате весь день, без ужина. Посвяти время изучению книг, чтобы найти тему, которая заинтересует профессора. Если он встретится с рабочими и руководителями профсоюза, в этом будет только твоя вина, и ты… — он понизил голос, — будешь сурово наказана. А теперь иди. Не могу смотреть на тебя.

Хэнк услышал, как Аманда вышла из библиотеки, и его первым движением было ринуться к Тейлору и выбить ему пару зубов. Но он сдержался и, сжав кулаки, понял, что у него дрожат руки. Ему стало не по себе от того, что он услышал. Он вспомнил, как разозлился, когда увидел, как обращается с Блайт Вудли ее жених, но унижение Блайт не шло ни в какое сравнение с тем, что устроил Тейлор Дрисколл. Тейлор полностью контролировал жизнь другого человека.

Хэнк вышел из оранжереи, чтобы вдохнуть побольше воздуха, но, похоже, ему не хватило бы всего кислорода Земли. Так вот что он видел в глазах Аманды — печаль, взгляд затравленного и посаженного в клетку животного — не страх, а обреченность. Тейлору принадлежал ее разум, ее мысли, даже ее тело. Он контролировал ее, как если бы она была механической куклой или его собственным созданием.

Хэнк начал понимать многое из того, что происходит в доме: например, жесткое расписание, по которому жила Аманда. Конечно же, она знала, что пробудет в ванной три с половиной минуты, — именно столько отвел на это Тейлор. Платья Аманды были пошиты из тканей сдержанных тонов, покрой был самым простым, а волосы она стягивала очень туго. Тейлор хотел ее видеть именно такой. Она говорила только о том, что прочла, потому что Тейлор не позволял ей поднять голову от книг.

Хэнк вспомнил, сколько раз видел Аманду за учебниками до самого позднего вечера. Она развлекала его целыми днями и при этом училась по ночам. Эта девушка была достаточно взрослой, чтобы уже закончить колледж, но ее до сих пор отсылали в постель без ужина, если она не подчинялась хозяину.

"Хозяин!» — подумал Хэнк. Он ненавидел это слово. Каждый человек являлся хозяином собственной судьбы, но некоторые из людей, благодаря деньгам или происхождению, считали себя хозяевами чужих судеб. Тейлор сказал, что Хэнк — человек простого происхождения, как будто в Америке люди делились на классы. И он сказал Аманде, что, если появится профсоюз, ранчо отберут. Профсоюз был пугалом для землевладельцев.