Алиедора

По сравнению с ними доарнские наёмники могли показаться надёжными спутниками и прекрасными товарищами.

«Беги!» – взвыло всё существо доньяты, однако налившиеся вдруг каменной тяжестью руки даже не шевельнулись, и храпящий жеребец остался на месте.

Впереди дико и страшно ревели варвары, истошно выли доарнцы, будто псы, которых сечёт немилосердный хозяин. Варвары оказались в плотном кольце, однако непохоже было, что их это взволновало хоть в малейшей степени. Зато кондотьеры падали один за другим; Алиедора сама видела, как плечистый северянин, уже лишившийся шлема, ловко поймал левой рукой толстое копьё наехавшего на него всадника, резко крутнулся – и тяжеловооружённый кондотьер вылетел из седла, словно камень, пущенный катапультой.

Порыва наёмников хватило ненадолго. Кто-то из пехотинцев первым швырнул наземь бесполезную, обломанную пику и бросился наутёк. Строй доарнцев рухнул, сломался, словно яичная скорлупа, и люди брызнули в разные стороны, словно мелкие рыбёшки от хищного клыкохвата.

Всадники поворачивали скакунов, но уйти удавалось далеко не всем – варвары ловко подсекали ноги гайто, наёмники падали, и северяне деловито оглушали не успевающих подняться людей.

Алиедора по-прежнему не могла тронуться с места, словно какая-то сила приковывала её к лежавшему без сознания трёхглазому чародею.

Очень скоро она осталась одна. Доарнцы спасались бегством, бросившись во все стороны, верно рассудив, что горстка северян не сможет преследовать сразу всех; варвары и в самом деле не стали гоняться за двумя ушканами – развернувшись цепью, они отсекли где-то сотни полторы пеших воинов, быстро прикончив сопротивлявшихся, после чего оставшиеся бросили оружие. Алиедора слышала громкие стенания и истовые мольбы, обращённые и к Ому Прокреатору, и к Семи Зверям; северяне обращали на это внимания не больше, чем на гудение мух, будь здесь сейчас мухи.

Трое рослых варваров поднялись на холм, туда, где неподвижно застыла Алиедора, не сводя с поля боя остекленевшего взгляда.

Нельзя сказать, что северяне вышли из боя без единой царапины. Все трое были попятнаны, у одного был рассечён лоб, у другого кровь стекала по руке, третий приволакивал ногу. Прямо на Алиедору шагал высоченный воин, шириной плеч поспоривший бы с дверным проёмом. Высокий шлем в виде оскаленной драконьей головы он снял и нёс на сгибе левой руки, мокрые от пота волосы слиплись и висели неопрятными сосульками, щёки, лоб и открытую шею покрывали татуировки – какие-то спирали, перевитые языками пламени.

– Где он, Хтафр? – густым басом осведомился высокий, судя по всему, предводитель северян. – Где этот колдун?

– Здесь, кор Дарбе, – почтительно отозвался другой воин, шагавший по правую руку от вожака. Татуировок на его лице было куда меньше. – Я бил так, чтобы он не скоро поднялся, хвала Дракону вечному, непобедимому.

Вожак молча кивнул.

– Вот он, кор, – заговорил третий варвар, с секирой, окровавленной по всей длине топорища.

Метхли слабо зашевелился и застонал. Его гайто бросился было прочь, однако воин с секирой неожиданно ловко метнул своё громоздкое на первый взгляд оружие, подрубив несчастному животному ногу. Скакун с отчаянным, почти человеческим криком повалился на истоптанный и окровавленный снег, забился в агонии, фонтанируя кровью из перебитых жил.

– Его-то за что… – бесцветным, ничего не выражающим голосом проговорила Алиедора. Что-то очень важное должно было вот-вот случиться с нею, что-то страшное – но необходимое. И она замерла, затаилась, чувства ушли в глубину – так будет легче, знала она. Откуда пришла эта уверенность, кто её внушил – какая разница? Алиедора не сомневалась, что поступать стоит именно так.

Словно только что заметив её, северяне замерли, уставившись на девушку. В их взглядах, как ни странно, Алиедоре почудилось нечто общее с тем, как, бывало, смотрел на нее Метхли.

– Кто это, Хтафр? – осведомился предводитель.

– Воистину, то ведает лишь Дракон побеждающий, предвечный. – Варвар по имени Хтафр склонил голову к плечу, разглядывая доньяту.

– Она скована с колдуном, – прищурившись, объявил третий воин.

– Значит, к мясу её, когда с ним покончим, – бросил вожак, презрительно покосившись на Метхли. – А этого – поднять! С ним я сам должен.

Хтафр и ещё один воин тотчас же вздёрнули полубесчувственного чародея на ноги. Трёхглазый застонал, голова его бессильно моталась. Казалось, его багровое око варваров ничуть не удивило.