Восставшая Луна

— Думаю, нам следует разбудить профа.

— Пусть спит. Можешь ли ты придумать лучший способ совершить переход в мир иной, чем мгновенный переход от мирного сна к облаку радиоактивного газа? Но может быть, тебе известно о какой-нибудь причине, связанной с тем, что он должен совершить какой-то религиозный ритуал? Он никогда не производил на меня впечатления религиозного человека.

— Он не религиозен. Но если у тебя есть религиозный долг, который тебе нужно исполнить, то ты не обращай на меня внимания.

— Спасибо, я позаботился обо всём, о чём мне казалось необходимым позаботиться, ещё до того, как мы стартовали. А как насчёт тебя самого, Мани? Я не слишком похож на католического священника, но если я могу помочь, то постараюсь сделать всё, что в моих силах. Приходит ли тебе на ум что-то из совершённых тобою грехов, старина? Если тебе необходимо исповедаться, то я кое-что знаю о грехе.

Я сказал ему, что если у меня и есть потребности, то не такого рода. Затем я припомнил кое-какие совершённые мною грешки — те, воспоминания о которых грели мне душу, и выдал ему версию, более или менее близкую к правде. Это напомнило ему о его собственных грехах, которые напомнили мне… короче, время «ноль» наступило и ушло в прошлое раньше, чем мы закончили с нашими грехами. Стью Ла Жуа — человек, вполне подходящий для того, чтобы провести с ним свои последние минуты.

В течение двух суток мы ничего не делали, если не считать того, что подвергались стандартным и достаточно жёстким процедурам, призванным не допустить занесения нами на Луну форм какой-нибудь чумы. Но я нисколько не возражал против того, чтобы меня трясло от вызванного этими процедурами озноба, или против того, чтобы я горел в лихорадке, — отсутствие силы тяжести было для меня несказанным облегчением, и я был счастлив, что возвращаюсь домой.

Или почти счастлив. Проф спросил, что меня тревожит.

— Ничего, — сказал я, — просто не могу дождаться, когда же мы наконец будем дома. Ну а если честно, после того как мы потерпели провал, мне будет стыдно людям на глаза показаться. Проф, что мы сделали не так?

— Потерпели провал, мой мальчик?

— Не вижу другого названия. Мы просили о том, чтобы нас признали. Мы этого не добились.

— Мануэль, я должен перед тобой извиниться. Вспомни, какие шансы насчитал нам Адам Селен перед тем, как мы покинули дом.

Стью рядом не было, но слово «Майк» мы никогда не употребляли. Из соображений безопасности мы всегда говорили только «Адам Селен».

— Конечно, я их помню! Один к пятидесяти трём. К тому времени как мы достигли Земной стороны, они упали до одного чертового шанса из сотни. И как вы думаете, каковы они теперь? Один на тысячу?

— Новые прогнозы поступали ко мне раз в несколько дней… Именно поэтому я и обязан перед тобой извиниться. Последний, полученный прямо перед стартом, был основан на предположении, которое тогда ещё не было фактом, — на предположении о том, что нам удастся избежать арестов, вырваться с Терры и вернуться домой. Или что хотя бы одному из нас троих удастся сделать это. Именно поэтому товарища Стью отозвали домой — он, как и все жители Терры, лучше переносит высокие перегрузки. На самом деле было сделано восемь прогнозов с широким разбросом исходных предположений — начиная с того, что мы, все трое, погибнем, и кончая тем, что все останутся в живых. Тебя не заинтересует предложение поставить несколько долларов на то, каков этот последний прогноз? Ты сам решишь, сколько и на что ты поставишь. Но я тебе намекну. Ты слишком уж пессимистичен.

— Э… Да чёрт возьми! Просто скажите, в чём дело.

— Шансы против нас, но сейчас они составляют семнадцать к одному… и в течение всего прошедшего месяца это соотношение уменьшалось. Но я не мог сказать тебе об этом.

Я был изумлён, приведён в восторг, обрадован… и задет.

— Что вы имеете в виду, говоря, что не могли сказать мне об этом? Знаете что, проф, если мне не доверяют, то, наверное, будет лучше, если меня отстранят, а моё место в исполнительной ячейке займёт Стью.

— Пожалуйста, сынок, не заводись. Именно туда он и войдёт, если с кем-нибудь из нас что-нибудь случится — с тобой, со мной или с милой Вайоминг. Я не мог сказать тебе об этом, пока мы были на Земной стороне, — но могу сказать тебе об этом сейчас, и совсем не потому, что не доверяю тебе, а потому, что ты никудышный актёр. Ты сыграл свою роль гораздо лучше, поскольку действительно верил, что нашей целью было добиться признания нашей независимости.