У страха глаза велики

— Но мы же поняли уже, что он не донес Холщу на того типа!

— Это еще ничего не значит, а вдруг он в доле с ним? Запросто может быть, — заметила Матильда. — Скажешь, нет?

— Может, — понурилась Степанида.

— К тому же дядю избили, — напомнила Матильда, — избили в тот вечер, когда мы видели его вместе с шантажистом. Кстати, мы даже не знаем, как его зовут.

— Борис! Его зовут Борис! — закричала Степанида. — Его Холщ так называл!

— Борис! Мало ли в Париже Борисов! Да нет, Степанида, нам надо просто забыть об этом деле, и все.

— Мотя! Но как же забыть?

— Степка, это уже сказка про белого бычка! Забыть, и все дела! Аська, ты согласна?

— В общем, да. Не вижу, что тут можно предпринять без риска для жизни. И потом, вы что, приехали сюда преступников ловить?

— Твоя правда, Аська! — подхватила Матильда. — А ты, Степка, ответь, что тебе больше нравится — выслеживать каких-то мерзавцев или же осматривать Париж, Шартр и другие места?

Степанида задумалась.

— Мне и то и другое нравится, — тихо призналась она. — Но я все понимаю. Дело и вправду тухлое…

— Ну, в таком случае давайте-ка ляжем спать, а то завтра вставать рано!

Глава X

ВОСТОЧНЫЕ КРАСАВИЦЫ

Ночь я спала ужасно. Крутилась, вертелась, вставала, пила воду и заснула, когда уже начало светать. Мне не давала покоя мысль о том, что матерый преступник может остаться безнаказанным. Но ничего путного в голову не приходило. Вскочила я от звонка будильника. Надо было проводить Степаниду на автобус. К счастью, мы успели вовремя. В группе у нее нашлись знакомые по прошлой экскурсии, чему она обрадовалась. Ну и слава богу!

Когда автобус отошел, Мотька сказала:

— А мне тоже хочется посмотреть замки Луары!

— Посмотришь, Ниночка приедет и отвезет нас. Думаю, Степка не откажется побывать там еще разок!

— Отлично! — обрадовалась Матильда. — Аська, ты чего всю ночь колобродила?

— А ты слышала, что ли? Ты же вроде спала?

— Сквозь сон слышала, конечно. Про Холща небось думала?

— Про него, проклятого! Все прикидывала, как бы к нему подобраться, но ничего в голову не пришло.

— Я, вообще-то, тоже думала…

— Ну и что надумала?

— Да так, кое-что…

— Мотька, колись!

— Ничего умного, Аська, просто кое-какие соображения!

— Ну, выкладывай!

— Надо бы нам с тобой в ту кафешку податься!

— Зачем?

— Чтобы быть в курсе дела! Знать, как у них беседа пройдет. Мало ли как все может обернуться…

— Но он же нас знает!

— Ну и что? Если мы заявимся в кафе намного раньше его, то какие у него могут быть подозрения? Можем же мы любить пирожные именно из этой кафешки, правда?

— Так-то оно так, но если он нас узнает, то может запросто увести этого Бориса в другое место для разговора, и тогда уж пиши пропало.

— То есть ты предлагаешь изменить внешность?

— Просто не вижу другого выхода. В конце концов, мы столько раз это делали и почти всегда успешно.

— Значит, ты согласна туда пойти? — обрадовалась Мотька.

— Естественно!

— Аська, ты молодчина!

— А ты думала!

И мы понеслись домой, чтобы спокойно обдумать, как нам получше загримироваться. Но сколько мы ни пробовали вариантов, нас ничто не удовлетворяло.

— Это все не то, Аська, — сказала Мотька. — Нужна какая-то идея, а ее нет… Понимаешь, что бы мы ни намалевали себе на рожах, он может нас опознать по фигурам, если он наблюдательный, по манере сидеть за столом, он же нас в этой «Бродячей форели» видел!

— Не «Бродячая форель», а «Форель-бродяга», — со смехом поправила я подружку.

— Да какая разница! — отмахнулась от меня Мотька. — Стоп, я, кажется, придумала! Надо нам с тобой во что-то замотаться!

— Как замотаться?

— Ну, соорудить что-то вроде индийского сари, да еще и голову прикрыть. В Париже каких только людей не бывает, и поэтому девушки в экзотических нарядах никого удивить не могут! А уж если мы там будем сидеть, когда они придут, то…

— Гениально, Матильда! Им не до того будет, чтобы каких-то заморских пташек разглядывать! А вот знакомые морды могли бы навести на размышления! Вот только во что бы нам замотаться?

— Неужели ничего нет? — расстроилась Мотька.

— Пойдем поглядим. Может, у Ниночки что-нибудь найдем.

— А она не рассердится?

— Постараемся, чтобы она ничего не заметила!