4  

— А эту женщину жалко… Она, видно, в долги влезла, а они из нее курьера сделали. Аська, а может, заявить таможенникам?

— Ты спятила, да? Во-первых, мы никуда не улетим, а во-вторых, что будет с Курицей?

— С какой курицей? — ошалела Мотька.

— С Мокрой. Я эту бедолагу так прозвала.

И тут объявили наш рейс на Тель-Авив. Мы со всех ног кинулись к нашему выходу. Народ уже собирался, но в накопитель еще не пускали. Ольга Ивановна с кавалером не спеша направлялась к нам.

— Все в порядке? — спросила она. — Помощь пока не требуется?

— Нет, спасибо!

Наконец нас впустили в накопитель, и мы уселись в кресла. Шел уже второй час ночи, а сна ни в одном глазу.

— Смотри! — шепнула мне Мотька.

Напротив нас сидела Курица с большущей сумкой. Вид у нее был измученный. Очевидно, напряжение отпустило ее, и она вконец обессилела.

— А почему она не сдала сумку в багаж? — поинтересовалась Матильда.

— Мало ли, может, у нее там банки или бутылки какие-нибудь, а может, не хочет в Тель-Авиве багажа дожидаться.

— Аська, мне уже так охота в самолет, кажется, сейчас помру от нетерпения!

— А мне не столько в самолет, сколько в Тель-Авив!

— Ты помнишь тетю Женю?

— Не очень, они уже лет семь как уехали. Папа в прошлом году к ним ездил, привез фотографии… Но не беда, я знаю, что она очень добрая.

— А кем она работает?

— Вообще-то она окончила педагогический, но работает дома, на компьютере.

— А муж у нее есть?

— Нет, они развелись, и он уехал в Канаду.

— Он ей хоть помогает?

— Да, помогает, но у него у самого дела не очень.

Глава III РАДОСТИ ПОЛЕТА

Между тем народу становилось все больше и свободных кресел почти не было. Курица взяла свою сумку, с трудом взгромоздила себе на колени, оперлась на нее локтями и закрыла ладонями лицо. Мне даже показалось, что она беззвучно плачет. Вот бедолага! Вскоре объявили посадку. Мы с Мотькой вскочили и бросились к дверям, но оказались только третьими. Пока девушки в форме проверяли билеты, Мотька вся тряслась от нетерпения, ее синие глаза горели огнем — скорее, скорее! Пройдя последний контроль, мы очутились в коридорчике, ведущем в самолет.

— Аська, — разочарованно шепчет Матильда, — а где же трап, летное поле?

— Забудь! Может, на обратном пути!

— Ну вот, а я так мечтала…

— Ладно, Мотька, переживешь!

— Да переживу как-нибудь! — счастливо смеется Мотька.

И вот мы в самолете.

— Шалом! — приветствует нас очень красивая стюардесса, заглядывает в наши билеты и показывает куда пройти. Рядом с Мотькой я чувствую себя бывалой путешественницей и решительно иду в глубь салона. Вот и наши места.

— Садись к окошку, хочешь? — великодушно предлагаю я.

— Конечно, хочу!

— Давай, сразу пристегнись! — советую я.

— А как?

Я показываю Мотьке, как пристегнуться, и сама тоже пристегиваюсь. К нам подходит Ольга Ивановна.

— Ну что, девочки? Проблемы есть?

— Нет, спасибо!

— Ну и прекрасно! Только прошу вас, когда прилетим, ждите меня возле транспортера.

— Возле чего? — переспрашивает Мотька.

— Ну, там, где выдают багаж. Кстати, у вас много вещей?

— Две сумки! — отвечаю я.

— Возьмите тележку, погрузите на нее свои сумки и ждите меня. Договорились?

—Да!

— Счастливого полета!

— И вам так же!

Место рядом со мной еще свободно. По проходу идет совсем молоденький паренек в длинном черном сюртуке и в круглой шляпе, из-под которой по щекам свисают два рыжих локона.

— Аська, чего это он? Какой странный!

— А ты не слышала, дедушка объяснял, что так одеваются правоверные евреи.

— Надо же! И что, в Израиле все так ходят?

— Не думаю! А еще дед говорил, что жены у таких всегда в париках.

— Но ведь там жара!

И тут к нам подходит Мокрая Курица.

— У меня место 23 С. Это здесь? — застенчиво спрашивает она.

— Здесь!

Курица с трудом закидывает сумку в багажное отделение и садится рядом со мной. Вид у нее какой-то отрешенный.

Матильда в упоении озирается.

— Аська, это что? Телевизоры?

— Вроде да! Наверное, кино будут показывать!

— Здорово! А это они уже на иврите говорят?

— Наверное!

Курица вдруг с улыбкой обращается к нам:

— Девочки, вы что, одни летите?

— Одни! — гордо отвечаю я. В самом деле, Ольга Ивановна не в счет.

— Первый раз?

—Да.

— Я тоже первый.

Теперь я вижу, что у нее милое и даже красивое лицо, добрая улыбка и ужасно несчастные глаза.

  4  
×
×