Чужак в стране чужой

Есть, правда, одна область, в которой человека трудно превзойти, он проявляет прямо-таки безграничную изобретательность в создании все более эффективных методов убийства, порабощения, да и попросту издевательства над ближним своим — то бишь над самим собой. Человек — это самая мрачная пародия на себя самого. Глубинные основы человеческого юмора…

— Человек, — ответил Джубал, — это животное, способное смеяться.

Майкл задумался (загрокал)?

— Значит я — не человек.

— Как это?

— Я не смеюсь. Когда я услышал смеяние, я испугался. Потом я грокнул, что от него нет вреда. Я попробовал научиться… — Майкл закинул голову и хрипло заквохтал.

Джубал в ужасе заткнул уши.

— Прекрати сейчас же!

— Вот ты слышал, — печально констатировал Майкл. — Я не могу правильно делать это. Значит, я — не человек.

— Погоди секунду. Ты просто не успел еще научиться… а вот так, стараясь, и никогда не научишься. Но ты будешь смеяться, уж это я тебе обещаю. Поживи среди нас подольше и ты однажды поймешь, какие мы шуты гороховые, и засмеешься.

— Я засмеюсь?

— Непременно. И не беспокойся, все придет само собой. Знаешь, сынок, прогрокав нас, рассмеялся бы самый марсианский марсианин.

— Я буду ждать, — покорно согласился Смит.

— А пока ждешь, не сомневайся, что ты — тоже человек. Кем же ты еще можешь быть? Человек, рожденный от женщины и рожденный на страдание… и однажды ты огрокаешь это во всей полноте и расхохочешься, ибо человек — это животное, смеющееся над самим собой. Насчет марсианских твоих друзей я точно не знаю. Но грокаю, что и они, пожалуй, тоже люди.

— Да, Джубал.

Ну, пожалуй, и все, с облегчением вздохнул Харшоу. Он не испытывал такой, как сегодня, неловкости, с того самого дня, когда отец начал объяснять ему о птичках, и пчелках, и цветочках — объяснять с колоссальным опозданием.

Но Майкл совсем не считал беседу законченной.

— Брат мой Джубал, ты спрашивал меня, «кто создал мир», и у меня не было слов объяснить, почему я не грокал, что это — вправду вопрос. Я сейчас думал слова.

— Ну и?

— Ты сказал мне «Бог создал мир».

— Да нет же, нет! — запротестовал Харшоу. — Я сказал тебе, что религии говорят много самых разных вещей, но при этом большая их часть говорит «Бог создал мир». Я сказал, что не грокаю этого в полноте, но тут используется слово «Бог».

— Да, Джубал, — согласился Майк. — Главное слово здесь «Бог». — Он немного помолчал. — Ты грокаешь.

— Должен признаться, что я совсем не грокаю.

— Ты грокаешь, — уверенно повторил Смит. — Я теперь объяснен. У меня не было слова. Ты грокаешь. Энн грокает. Я грокаю. Травы под моими ногами грокают в счастливой красоте. Но я нуждался в слове. Слово это — Бог.

— Ну-ка, ну-ка, продолжай.

Майк торжествующе ткнул в Джубала пальцем:

— Ты еси Бог!

Джубал в отчаянии шлепнул себя по щеке.

— Ох ты ж, Господи ты Боже ты мой… Это что же такое я наделал. Слушай, Майк, ты успокойся. Ты меня не так понял. Ну прости меня, прости пожалуйста. Забудь все, что я тут тебе наговорил, и мы попробуем как-нибудь в другой раз. Только…

— «Ты еси это» ^{43} , — с убийственной серьезностью повторил Майкл. — Тот, который грокает. Энн — Бог. Я — Бог. Счастливые травы — Бог. Джилл всегда грокает в красоте. Джилл — Бог. Все делают и творят вместе… — он прохрипел что-то по-марсиански и широко улыбнулся.

— Хорошо, Майк, хорошо, но оставим пока все это. Энн, ты слушала?

— А то как же.

— Тогда напечатай. Мне нужно будет над этим поработать. Я не могу все так оставить. Я обязан… — Джубал вскинул глаза к небу, тяжело вздохнул, пробормотал «Ой, Господи», и тут же заорал: — Полундра! Все по местам! Энн! Установи на пульте «посмертное срабатывание» и жми, бога ради, кнопку, не отпуская — может, они и не к нам летят.

Он еще раз взглянул в небо, на две приближающиеся с юга машины.

— Да нет, боюсь, что к нам. Майк! Живо в бассейн! Помни, что я тебе говорил, — в самое глубокое место, ложись на дно, не шевелись и не вылезай, пока к тебе не нырнет Джилл.

— Да, Джубал.

— А тогда — давай! Шевелись!

— Да, Джубал. — Майкл пробежал несколько шагов, чисто, без брызг вошел в воду и исчез. Ноги у него были прямые, носки оттянуты, ступни сжаты.

— Джилл! — продолжал распоряжаться Харшоу. — Прыгай в бассейн, нырни и сразу же вылезай. И ты тоже, Ларри, пусть они собьются со счета. Доркас! Выбирайся оттуда и снова ныряй. Энн… да нет, у тебя же эта штука.

---