Сестрички не промах

К вечеру яма расширилась, и мы задумались всерьез, что с ней делать дальше? Сама по себе яма нас не беспокоила, другое дело земля. Чтобы продолжать изыскания, надо было куда-то выкопанную землю определить: либо перевозить ближе к забору, что тяжело и хлопотно, либо бросать ее в яму, то есть рыть новую, зарывая старую. В этом был свой резон, однако, если сокровища не обнаружатся на'глубине метра, придется рыть на два, и что ж делать в этом случае: копать все заново? Оставив решение этой проблемы на завтра, мы, утомленные, но преисполненные энтузиазма, пошли домой.

Иннокентий еще не вернулся, а Михаил с несчастным видом сидел под образами и тяжело вздыхал. Я сделала вид, что не замечаю этого. Евгений пришел другу на помощь.

— Елизавета, — робко начал он, — Михаил-то приболел. Не дело ему в шалаше спать.

— А он не спать, он сторожить должен, — нахмурилась я. — Работа у него такая. За харчи и обратную дорогу. Не хочет работать, пусть так и скажет.

— Елизавета, — трагически прошептал предпоследний, — ночная прохлада меня убивает. У меня насморк, — в подтверждение своих слов он дважды шмыгнул носом.

— Хорошо, — согласилась я, вовремя вспомнив, что ночью мы решили выследить троюродного, а в этом деле толку от предпоследнего никакого. — Даю тебе больничный на один день. Не выздоровеешь до завтра, ищи себе другую работу.

Михаил Степанович заметно скис, а Евгений сокрушенно пожал плечами.

Садиться ужинать без Иннокентия мы не стали, а он задерживался. Начало темнеть, а Иннокентий Павлович все не появлялся. Я заволновалась, где он, интересно, в десять вечера может добывать сведения? В конце концов мы сели за стол. Вдруг к крыльцу подъехала машина, и мы вздохнули с заметным облегчением, но тут же насторожились: шаги принадлежали нескольким людям, а, кроме Иннокентия, мы никого не ждали. Первым на кухне появился милиционер и, оглядев нас, бодро гаркнул:

— Здравие желаю!

Евгений, выпучив глаза, подпрыгнул и испуганно ответил:

— Желаю, то есть здрасьте, — и торопливо убрал со стола бутылку.

Милиционер был молод и на участкового Иваныча совсем не походил, и на кой ляд притащился, пока оставалось тайной. Однако вслед за ним в кухню протиснулся еще один милиционер, бережно поддерживая под руку Иннокентия. Тот выглядел совершенно несчастным. Костюм был выпачкан, волосы взъерошены, бывший муж почему-то стоял на одной ноге, на весу поддерживая другую, и при этом очень походил на цаплю.

— Что случилось? — спросила я, в голове возникла нелепая мысль: уж не начал ли он вновь экспериментировать с самоубийством? Но ведь вроде бы занят человек, и я к нему со всей душой…

— Несчастный случай, — пояснил милиционер. Супруг ваш упал и подвернул ногу.

— Боже мой! — Я закатила глаза и, поднявшись, пошла к последнему. Конечно, милиционеров надо было как-то подготовить. Узрев меня, один из них, заломив фуражку на затылок, брякнул:

— Вот это да… — и замер с открытым ртом, второй вжался в стену, выпустив при этом Иннокентия Павловича, я едва успела подхватить его и прижать к груди. Он благодарно ткнулся носом в мое плечо и затих. Михаил Степанович, выбросив вперед ладошку, не замедлил выкрикнуть:

— Паяц, актеришка… — но, не найдя поддержки даже в Евгении, замолчал. Пока я прижимала к груди Иннокентия, милиционеры понемногу пришли в себя. Один, слабо шевельнувшись, произнес:

— Вот, доставили…

— Да что случилось-то? — спросила я.

— Вышел из машины, оступился, и вот, — милиционер ткнул пальцем в направлении коленной чашечки Иннокентия. — Вы не беспокойтесь, в травмпункте мы уже были, перелома нет. Постельный режим на несколько дней — и будет как новенький.

Забота милиции данного областного центра вызвала трепет не только у меня, но даже и у Мышильды. Она вышла из-за стола и, с недоумением приглядываясь к лицам стражей закона, сказала:

— Мужики, вы хоть к столу пройдите…

— Спасибо, мы на службе, — бодро ответил один из них, чем окончательно лишился Мышильдиного доверия.

Я бережно перенесла Иннокентия на диван и устроила со всевозможными удобствами. Милиционеры все еще стояли в дверях с приоткрытыми ртами и взирали на меня, хотя, ежели к столу не желают, чего ж людям глаза мозолить? Мышильда с необычайной ласковостью на это намекнула и выпроводила их, при этом оба смотрели через плечо в мою сторону и продолжали держать рты открытыми. После чего, подойдя к Иннокентию, сестрица спросила: