Девять жизней

Мне показалось, что без грубой физической силы заткнуть его не удастся. Удар в челюсть представлялся единственным выходом из положения. Жаль, что тут не было моей матушки с пультом от телевизора – она бы Риштона выключила.

– Терпеть его не могу… И Кэт тоже… Новый человек… Элемент режима Тревоза… Любой другой бы вас пропустил… Задавал потом всякие вопросы… Это ваш малыш? – показывая на Либерти, но не останавливаясь ни на секунду. – Мне надо с вами поговорить… Кэт отправилась тратить деньги… На самом деле она не все знает о Глории… Мне надо объяснить вам, почему я хочу вас к ней послать… Кэт бы очень удивилась…

Излияниям Риштона положил предел Либерти. Вероятно, его мать испытывала такие же чувства, как моя.

– Вы выступаете по телевизору, да? – прокричал он, сверля глазами Риштона. – Моя мама говорит, что вы противный.

Тут наконец последовала пауза. Риштон внимательно оглядел дерзкого шотландца.

– Он со мной случайно, – поспешил объяснить я. Каким бы верным ни было замечание Либерти, работа есть работа. – Я сегодня впервые увидел этого сорванца. Ты не хочешь отвести его обратно в офис, Джей? По пути можешь засунуть ему в рот пару гамбургеров в «Макдональдсе».

Риштон бросил на меня скептический взгляд.

К счастью, Джей повиновался, и они с Либерти зашагали прочь.

– Это ваш молодой помощник? – спросил Риштон, когда Джей увел мальчишку.

– Едва ли. Когда мне что-нибудь нужно – быстрее сделать это самому. Но некоторый прок от него есть, и я кое-чем ему обязан. Он вроде моего стажера, – ответил я.

– Поедем, я знаю место, где подают отличные бифштексы, – скомандовал Риштон, неожиданно мягко беря меня за руку и открывая дверь «мазды». – Вы не похожи на вегетарианца, Дейв. Не надо церемоний, называйте меня Саймон. Как я уже сказал, мне надо сообщить вам подробности насчет вечернего поручения. По-моему, Кэт не совсем понимает, почему мне необходимо послать кого-то к Глории.

Теперь он говорил чуть более вразумительно, но я не рассчитывал, что это продлится долго.

– Мне не вполне ясно, почему вы не можете просто позвонить ей сами, – сказал я.

– Абсолютно исключено! Совершенно невозможно! Дейв, старина, я все вам расскажу, когда мы приедем в ресторан. – Он сконцентрировался на дороге, резко прибавив скорость у Динсгейта и круто лавируя между машинами. Я наблюдал за ним краешком глаза.

Он подтверждал расхожее представление о том, что в жизни телеведущие менее внушительны, чем кажутся на экране. Возраст Риштона уже перевалил за критический, и чтобы замедлить процесс старения, были приняты все возможные меры. Роста он был не выше среднего и выглядел так, словно над каждым квадратным дюймом его тела потрудилась команда искусных реставраторов. Он прямо-таки лучился богатством и роскошью, как старинная дорогая картина из частной коллекции – предмет заботливого ухода хозяина. И никаких следов злоупотребления тем видом отдыха, который сам он обозначил как «горизонтальный». Возможно, под этим подразумевалось лишь то, что он много спит.

Несколько седых прядей в его шевелюре выглядели уступкой действительности, но преобладал неестественный светло-каштановый оттенок. Он либо красил волосы, либо носил искусно изготовленный парик.

Лицо его также выглядело свежим и моложавым; теперь, когда он отогрелся после долгого пребывания на холоде, на щеках его заиграл румянец; кожа казалась молодой и эластичной. Морщин вокруг глаз не было. Внизу левой щеки я рассмотрел едва заметную светлую линию; очевидно, Риштон пользовался услугами пластического хирурга, в отличие от Кэт Хэдлам, хотя она нуждалась в них несравненно больше.

На левой руке, лежавшей на руле, сверкало широкое золотое обручальное кольцо, а на мизинце правой – большой перстень с крупным полудрагоценным кабошоном, на мой взгляд чересчур крикливым.

Целью нашего путешествия оказался паб-ресторан на набережной под названием «Док-хаус». Нижний этаж занимал паб, где декадентствующие молодые яппи распивали мексиканское пиво, а верхний – уютный ресторан в стиле старого аристократического клуба. Риштоновский статус звезды пришелся весьма кстати. Хотя все столики, казалось, были заняты публикой, уже начавшей праздновать Рождество, и у дверей стояла очередь, метрдотель немедленно нашел для нас место.

Как только Риштон устроился в удобном кресле, поток его болтовни возобновился. Быстро пробежав меню сквозь очки-«половинки», он бросил официанту: