Сорок пять

– Король на этот счет не сказал ничего! – вскричал Сент-Малин, угрожающе глядя на своего спутника.

– Напишите две расписки, сударь, – сказал Эрнотон, – и дайте каждому из нас. Отсюда до Лувра далеко, а по дороге со мной или с этим господином может приключиться какое-нибудь несчастье.

Когда Эрнотон произносил эти слова, в глазах его тоже загорелся недобрый огонек.

– Вы, сударь, человек рассудительный, – сказал Шико Эрнотону.

Он вынул из кармана записную книжку, вырвал две странички и на каждой написал:

«Получено от г-на Рене де Сент-Малина письмо, привезенное г-ном Эрнотоном де Карменжем.

Тень».

– Прощайте, сударь, – сказал Сент-Малин, беря свою расписку.

– Прощайте, сударь, доброго пути! – добавил Эрнотон. – Может быть, вам нужно передать в Лувр еще что-нибудь?

– Ничего решительно, господа. Большое вам спасибо, – сказал Шико.

Эрнотон и Сент-Малин повернули коней к Парижу, а Шико пошел своей дорогой таким скорым шагом, что ему позавидовал бы самый быстроходный мул.

Когда он скрылся из вида, Эрнотон, не проехав и ста шагов, резким движением остановил коня и, обращаясь к Сент-Малину, сказал:

– Теперь, сударь, спешивайтесь, если вам угодно.

– А зачем, милостивый государь? – удивленно спросил Сент-Малин.

– Поручение нами выполнено, а у нас есть о чем поговорить. Место для такого разговора здесь, по-моему, вполне подходящее.

– Пожалуйста, сударь, – сказал Сент-Малин, по примеру своего спутника слезая с лошади.

Когда он спешился, Эрнотон подошел к нему и сказал:

– Вы сами знаете, сударь, что, пока мы были в пути, вы безо всякого вызова с моей стороны и нисколько себя не стесняя – словом, безо всяких оснований – тяжко оскорбляли меня. Более того: вы хотели заставить меня вынуть шпагу из ножен в самый неподходящий момент, и я вынужден был отказаться. Но сейчас момент самый подходящий, и я к вашим услугам.

Сент-Малин выслушал эту речь с мрачным видом и хмуря брови. Но странное дело! Бурный порыв ярости, захлестнувший было Сент-Малина и уносивший его за все дозволенные пределы, схлынул. Сент-Малину больше не хотелось драться. Он поразмыслил, и здравое суждение возобладало: он понимал, в каком невыгодном положении находится.

– Сударь, – сказал он после краткой паузы, – когда я оскорблял вас, вы, в ответ, оказывали мне услуги. Поэтому теперь я не смог бы разговаривать с вами, как тогда.

Эрнотон нахмурился.

– Да, сударь, но вы еще думаете то, что недавно говорили.

– Почем вы знаете?

– Потому что все ваши слова подсказаны были завистью и злобой. С тех пор прошло часа два, и за это время зависть и злоба не могли иссякнуть в вашем сердце.

Сент-Малин покраснел, но не возразил ни слова. Эрнотон выждал немного и продолжал:

– Если король предпочел меня вам, значит, мое лицо ему больше понравилось; если я не упал в Бьевру, то потому, что лучше вас езжу верхом; если я не принял вашего вызова в момент, когда вам вздумалось бросить его мне, значит, я рассудительнее вас; если пес того человека меня не укусил, то потому, что я предусмотрительнее. Наконец, если я настаиваю сейчас, чтобы вы вняли мне и вынули из ножен шпагу, значит, у меня больше подлинного чувства чести, а если вы станете колебаться – берегитесь, я скажу, что я и храбрее вас.

Сент-Малин весь содрогался, и глаза его метали молнии. Все дурные страсти, о которых говорил Эрнотон, одна за другой накладывали свой отпечаток на его мертвенно-бледное лицо. При последнем слове, произнесенном его юным спутником, он как бешеный выхватил из ножен шпагу.

Эрнотон уже стоял перед ним со шпагой в руке.

– Послушайте, милостивый государь, – сказал Сент-Малин, – возьмите обратно последнее сказанное вами слово. Оно – лишнее, вы должны признать это, ибо достаточно хорошо меня знаете, – вы же сами говорили, что да родине мы живем на расстоянии двух лье друг от друга. Возьмите его обратно. Вам должно быть вполне достаточно моего унижения. Зачем вам меня бесчестить?

– Сударь, – сказал Эрнотон, – я никогда не поддаюсь порывам гнева и говорю лишь то, что хочу сказать. Поэтому я ничего не стану брать обратно. Я тоже достаточно щекотлив. При дворе я человек новый и не хочу краснеть каждый раз, как мы с вами будем встречаться. Пожалуйста, скрестим шпаги не только ради моего, но и ради вашего спокойствия.