Сорок пять

Эрнотон немного успокоился.

Теперь Сент-Малин уже не вызывал в нем гнева, но стал для него предметом изучения. Он ощущал нечто вроде жалости к этому человеку, у которого стечение обстоятельств вызвало столь необычные признания.

– Большая жизненная удача, – а вы благодаря своим качествам можете ее достичь – исцелит вас, – сказал он. – Развивайте заложенные в вас побуждения, господин де Сент-Малин, – и вы преуспеете на войне и в политической интриге. Тогда, достигнув власти, вы станете меньше ненавидеть.

– Как бы высоко я ни вознесся, как бы глубоко ни пустил корни, надо мной всегда будет кто-то еще высший, и от этого я буду страдать, а снизу до меня будет долетать, раздирая мне слух, чей-нибудь насмешливый хохот.

– Мне жаль вас, – повторил Эрнотон.

Они замолчали.

Эрнотон подошел к своему коню, которого он привязал к дереву, отвязал его и вскочил в седло.

Сент-Малин во время разговора не выпускал из рук поводьев.

Оба поскакали обратно в Париж. Один был молчалив и мрачен от того, что он услышал, другой – от того, что поведал.

Внезапно Эрнотон протянул Сент-Малину руку.

– Хотите, чтобы я постарался излечить вас, – сказал он, – попробуем?

– Ни слова больше об этом, сударь, – ответил Сент-Малин. – Нет, не пытайтесь, это вам не удастся. Наоборот – возненавидьте меня, – это лучший способ вызвать мое восхищение.

– Я еще раз скажу вам – мне вас жаль, сударь, – сказал Эрнотон.

Через час оба всадника прибыли в Лувр и направились к казарме Сорока пяти.

Король отсутствовал и должен был возвратиться только вечером.

Глава 31

Как господин де Луаньяк обратился к сорока пяти с краткой речью

Каждый из молодых людей расположился у окошка своей личной кабины, чтобы не пропустить момента, когда возвратится король.

При этом каждым из них владели различные помышления.

Сент-Малин весь был охвачен своей ненавистью, стыдом, честолюбивыми стремлениями, сердце его пылало, брови хмурились.

Эрнотон уже забыл обо всем, что произошло, и думал лишь об одном – кто же эта дама, которой он дал возможность проникнуть в Париж под видом пажа и которую внезапно увидел в роскошных носилках.

Здесь было о чем поразмыслить сердцу, более склонному к любовным переживаниям, чем к честолюбивым расчетам.

Поэтому Эрнотон оказался настолько поглощенным своими мыслями, что, лишь подняв голову, он заметил, что Сент-Малин исчез.

Мгновенно он сообразил, что случилось.

Не столь задумавшись, как он, Сент-Малин не упустил момента, когда вернулся король: теперь король был во дворце, и Сент-Малин отправился к нему.

Он быстро вскочил, прошел через галерею и явился к королю в тот самый момент, когда от него выходил Сент-Малин.

– Смотрите, – радостно сказал он Эрнотону, – вот что подарил мне король. – И он показал ему золотую цепь.

– Поздравляю вас, сударь, – сказал Эрнотон без малейшей дрожи в голосе.

И он, в свою очередь, прошел к королю.

Сент-Малин ожидал со стороны г-на де Карменжа какого-нибудь проявления зависти. Поэтому он был ошеломлен невозмутимостью Эрнотона и стал поджидать его выхода.

У Генриха Эрнотон пробыл минут десять, которые Сент-Малину показались десятью веками.

Наконец он появился. Сент-Малин ждал его все на том же месте. Он окинул товарища быстрым взглядом, и сердце его стало биться ровнее. Эрнотон вышел с пустыми руками, во всяком случае, при нем не было ничего заметного для глаз.

– А вам, сударь, – спросил Сент-Малин, все еще занятый своей мыслью, – вам король что-нибудь дал?

– Он протянул мне руку для поцелуя, – ответил Эрнотон.

Сент-Малин так стиснул в кулаке свою золотую цепь, что одно из звеньев ее сломалось.

Оба направились к казарме.

Когда они входили в общий зал, раздался звук трубы, по этому сигналу все Сорок пять вышли из своих кабин, словно пчелы из ячеек.

Каждый задавал себе вопрос, что произошло нового, и, воспользовавшись в то же время тем, что все оказались вместе, осматривал товарищей, одетых и вообще выглядевших совсем по-иному, чем прежде.

Вырядились они по большей части с большой роскошью, быть может, дурного вкуса, но изящество заменял здесь блеск.

Впрочем, у всех них было то, чего искал д'Эпернон, довольно тонкий политик, хотя плохой военный: у одних молодость, у других сила, у третьих опыт, и у каждого возмещался этим хотя бы один из его недостатков.