На дело со своим ментом

В пятницу, где-то около десяти часов утра мы отбыли в Нижний Новгород. Мы — это я, мой муж и Женька. Особого энтузиазма подружка не выказывала, с сомнением поглядывала на Романа Андреевича и, улучив момент, шепнула:

— Он нам всю малину испортит.

— Какую еще малину? — обиделась я за мужа. — Мы едем поспрашивать знакомых Инги. Как может Ромочка этому помешать?

— Все менты страшные зануды, а Ромка твой…

— Ну, знаешь ли… — возмутилась я, но тут Роман Андреевич вернулся (дело было на заправке), и прения пришлось прекратить. На Женьку я здорово разозлилась. Зануда или нет — это еще вопрос, к тому же речь идет о моем муже, и она могла бы… В общем, я здорово разозлилась и всю дорогу с Женькой не разговаривала, а она, вместо того чтобы проникнуться и загладить вину, свернулась калачиком на заднем сиденье и дрыхла до самого Нижнего.

Роман Андреевич тоже был молчалив, поглядывал на меня хмуро, наверное, злился. Ясно, что экспедиция, начавшаяся при таком низком боевом духе, ни к чему хорошему привести не может. Дорога заняла меньше трех часов, и вскоре мы уже тормозили возле стоянки такси. Нижний Новгород большой, и, в какой стороне искать нужную нам улицу, стоило справиться заранее. Женька ожила, потянулась, потерла глаза и спросила, зевая:

— Приехали, что ли?

— Приехали, — буркнула я.

— Здесь недалеко, — садясь в машину, сообщил Роман Андреевич. — Мост, а потом направо.

Меня это сообщение не больно-то воодушевило, чем ближе мы были к месту действия, тем тоскливее становилось на душе. Явимся мы по данному адресу, и что? Поймем, что вовсе не стоило тащиться сотни километров — вот что. И Ромка будет прав, что само по себе неприятно, и выходной потерян.

— Ну вот, дом номер семнадцать, — возвестил муж и посмотрел на нас не без ехидства.

— Не скажешь, судя по домику, что девица жила богато, — заметила Женька.

Что да, то да. Район вообще не радовал изысками архитектуры, а этот дом и вовсе удручал. Приземистое двухэтажное строение, окна первого этажа начинаются в метре от асфальта, на многих окнах решетки. Оштукатуренный и когда-то выкрашенный в желтый цвет, сейчас дом выглядел облезлым и брошенным: штукатурка обвалилась во многих местах, от крыши почти до самого фундамента шла выдающихся размеров трещина, деревянный заборчик возле подъезда завалился, и даже кот, дремавший на лавке, похож на беспризорника, хотя ни худым, ни особенно грязным не был.

Мы приткнули машину во дворе, в на редкость живописном месте: слева мусорные контейнеры, справа покосившиеся деревянные сараи, почти черные от времени, так что приходилось диву даваться, каким образом они еще держатся.

— Ну и что дальше? — спросил Роман Андреевич и ядовито улыбнулся, должно быть, наслаждаясь выражением глубокой тоски на наших лицах.

— Пойдем, — кивнула мне Женька, — а ты, герой, сиди здесь. — Может быть… — неуверенно начала я, но подружка перебила:

— У твоего муженька такая внешность, что граждане с перепугу забудут собственные фамилии.

— Благодарствую на добром слове, — порадовался Роман Андреевич, а я зашипела:

— Что за глупости ты говоришь? Ромочка очень даже симпатичный…

— Да знаю я, знаю, — отмахнулась Женька. — И совершенно безопасный для женщин и детей, но об этом ни в жизнь не догадаешься, если он сам не скажет.

Между тем мы уже вошли в подъезд, и я решила оставить глупые препирательства. Дом внутри выглядел еще непригляднее, чем снаружи. Подъездную дверь, когда-то наполовину застекленную, заделали куском фанеры, которую украшали слова и выражения, вызывавшие краску стыда. Деревянные полы скрипели под ногами, одна ступенька провалилась, справа, прямо на полу, стоял ржавый радиатор, а из стены торчала труба, узкая и довольно длинная. Если в темноте на такую наткнешься…

— Кошмар какой-то, — покачала головой подружка, тем самым высказав и мое мнение о жилище Инги. «Неужели здесь наша Лелька? — с тоской подумала я и одернула себя: — Лишь бы ребенок был в безопасности…»

На площадку выходили двери четырех квартир. Инга жила в третьей. Мы позвонили и стали ждать, не рассчитывая на успех: так и вышло.

— Ну, что, — вздохнула подружка, направляясь к соседней двери. — Начнем…

Дверь нам открыла девчушка лет восьми, взглянула весело и крикнула в темноту коридора:

— Мам!.. — И тут же исчезла. Очень жаль, мне бы хотелось с ней поговорить. Дети иногда приметливее взрослых. Из темноты возникла женщина неопределенного возраста в короткой юбке и полосатой футболке, посмотрела на нас с некоторым удивлением и сказала: