Душа-потемки

Глава 48

НОЧЬ В УНИВЕРМАГЕ

Дверь-зеркало закрывалось и открывалось совершенно бесшумно, Елистратов попробовал сделать это несколько раз – открыл: подъемник, закрыл – зеркало, отражающее лестницу, дубовые перила и их, застывших среди полутеней.

На четвертом этаже универмага свет не горел вообще, ниже на третьем под высоким потолком светились всего несколько ламп.

– Ну вот, – Гущин коснулся дубовых перил, – мы и нашли потайной ход. Теперь мы знаем, как этот гад отсюда уходил.

Катя отметила, что хотя говорил полковник уверенно и бодро, однако перил касался осторожно, точно во сне. И голос его…

Нет-нет, на этот раз дело не только в интонации. Дело в том, как эти стены ночью впитывают ваши слова.

Они спустились на третий этаж, осмотрелись – отдел «Тысяча мелочей». Ряды стеллажей, изобилие товаров и… странная пустота огромного пространства.

Ночью тут все словно раздвинулось, укрупнилось и потолок словно стал еще выше. Катя задрала голову – нет, это иллюзия такая после подземелья. Тут какой-никакой, а все же свет электрический.

– Хитрая штука этот механизм на противовесах, – Елистратов кашлянул. – Я когда зашел в этот ящик треклятый и он двинулся, начал подниматься, я подумал, мол… все, хана… похороните, ребята, меня у дороги, а нераскрытые дела положите мне в ноги. Зажмет, мол, где-нибудь, застрянет. А там все как часы: опустилось – поднялось. Вес и противовес, и никакого электричества не надо, никакой электроники, лишь бы тросы держали. И выход не в подвал – тоже умно. Для кого делали-то? Для них, из «генеральского» дома, и их жен, мамаш, тещ, любовниц, как та наша балерина… Тут, наверное, в тридцатых на четвертом что-то вроде спецсекции для них устроили. Поднялись, взмыли, вышли из зазеркалья и потом с покупочками осторожно снова – нырь туда, и никто из простых работяг, что за мылом да за калошами «Скороход» тут в очередях давились, ничего не заметил. Эх, ма… вот потому-то мы и развалились, я вам скажу, весь наш великий, могучий, советский, бывший… Потому что таких вот ходов везде себе эти понастроили, прогрызли, как крысы в куске сыра…

Гущин молча потрогал японский электрический чайник на стеллаже, вздохнул и ничего не ответил товарищу.

– Как это там у Жванецкого? – продолжал Елистратов. – Мол, если бы мне кто-то в восьмидесятом сказал, что случится в девяносто первом, я бы тому в лицо рассмеялся… или вроде того… Чего мы тогда хотели-то? Да приодеться, прибарахлиться немножко, и это нормально… Дерьма этого столько в мире понаделано, понашито, все ведь ломится, девать уже некуда, – он жестом обвел полки с товаром. – А мы тогда как бедные родственники у себя же в отечестве… А помнишь, Федя…

– Слушай, сейчас тут все осмотрим, – Гущин прервал его излияния, – если все чисто, надо уходить. И будем думать, как здесь все дальше организовать – в смысле засады. Никто не должен знать, что мы нашли этот чертов подъемник.

Спустились и медленно, осторожно обошли второй этаж. Потом начали спускаться на первый.

Катя озиралась – как тут все ночью… это же надо, ночь в универмаге… а персонал тут боится оставаться на ночь… Почему? Вот они здесь, и ничего страшного… Тени, эти темные тени в дальних углах? Но это оттого, что свет притушен, так положено. А витрины освещены.

Она подошла к одной из витрин. Странно смотреть отсюда через эту витрину на темную улицу. И кто догадался выставить в этой витрине старое пианино? Крышка вся в царапинах, и клавиши пожелтевшие, а рядом – раскрытый клетчатый зонт и клетчатый плед на плетеном кресле. Что-то домашнее и одновременно неживое, неприятное, как эти вот парики на серых манекенах, лишенных лиц.

Внезапно послышался какой-то звук.

– Отойди от витрины! – звенящим шепотом скомандовал Гущин. – Патруль и чоповцы, нельзя, чтобы они нас тут увидели внутри!

Катя вернулась на середину зала. А Елистратов и Гущин осторожно подошли к стеклянным дверям. Прижались к стене.

– Точно, наши… вневедомственная… и охранники. Вон вышли из машины, здороваются. Что-то сегодня рано они, раньше, чем обычно, – Елистратов глянул на часы. – Внутрь они не зайдут, но все равно подождем, пока уедут.

– Ох, хорошо, что тут внутри камер нет и этих… как их, датчиков движения, – сказал Гущин.

Катя заметила, как с той стороны один из патрульных приближается к витрине. Там на улице – фонари, здесь в зале все затенено, но лучше спрятаться за прилавком. Она нагнулась, потом присела, выглянула из своего укрытия.