Зеркало для невидимки

Никита отлично знал, кто подразумевается под словами «он» и «она»: Катя и Генрих Кох. Им отводились главные роли в предложенном им плане, однако…

"Мы не можем с ним таким торговаться. Это незаконно, во-первых, а во-вторых, просто немыслимо!

Все мы знаем, что он совершил. И вообще, что мы можем предложить ему взамен?" Этот сакраментальный вопрос задал прокурор. Ответ начальника отдела убийств был выслушан и принят к сведению, но споры не утихли. В принципе во всех этих служебных прениях Никита не понимал одной простой вещи: по закону арест Коха и содержание его до суда под стражей, учитывая санкции вменяемой ему статьи, были еще, как говорится, писаны вилами на воде. Он и сам, помнится, не был уверен, что Коха арестуют, и даже сильно переживал, что с таким трудом пойманный некрофил по капризу «добренького» судьи или прокурора-гуманиста может оказаться «под подпиской».

Однако в реальности все оказалось как раз наоборот.

Арест оказался делом решенным. И когда он сам (сам!) лишь только намекнул на то, что в интересах раскрытия дела о трех убийствах следует заменить Коху санкцию на более мягкую, то какая же лавина негодования обрушилась на его голову! «Да как же это можно?! — возражали ему. — Ты, Никита Михайлович, отдаешь ли себе отчет? Это опасный преступник, маниакальная, психически неуравновешенная личность! А ты предлагаешь…»

Даже собственные коллеги-сыщики поначалу встретили колосовские предложения в штыки. Малыш Воронов даже плюнул в сердцах: "Да ты что, шеф, очумел?! Ты что, забыл, какой он там, в могиле, был?!

Это же нелюдь, форменный упырь!"

И вот «упырь» сидел в кабинете розыска. Осторожно растирал затекшие после «браслетов», заклеенные пластырем запястья. Казалось, Кох был тревожно удивлен и готовился к худшему. Но Никита не торопился начинать беседу. Им пока спешить было некуда.

В КОНЦЕ КОНЦОВ НА ТОМ СОВЕЩАНИИ ОН УБЕДИЛ ВСЕХ. Ему дали добро — со скрежетом, скрипом зубовным, после долгих дебатов, консультаций, согласований, звонков — в министерство, прокуратуру, иные вышестоящие инстанции… Дали!

Это был карт-бланш на операцию. Однако при этом было сделано и строгое предупреждение: если что не так, отвечаешь лично и… Ну, ты в органах не первый год, сам знаешь чем. Никита знал, ЧЕМ ОН РИСКУЕТ. Бог мой, он знал — должность, погоны, перспективы, карьера, честолюбие, но… Он не думал об этом.

Перед ним все время была КАТЯ. Надо же было так случиться, чтобы это оказалась именно она. Катя…

Она так легко согласилась. Она вообще всегда ко всему внешне относится легко. Не потому, что не понимает настоящего положения вещей. А потому… Да что там говорить — он сам отрезал ей все пути к отступлению. Мещерский звонил ему, требовал, просил, предлагал себя «на эту чертову роль!». «Ну какая тебе разница, — убеждал он. — Мы же вместе нашли эту циркачку! Мы были там вдвоем. Оставь Катю в покое. Зачем ты ее втягиваешь во все это? Бери меня!»

А Катя сказала: «Хорошо. Раз это тебе нужно — я согласна, Никита».

А ему от нее… Господи боже мой, да разве ему это от нее было нужно? Разве ЭТО все эти годы?

— Для чего меня сюда привезли? — хрипло спросил Кох. — Что-то случилось?

— Случилось, — Колосов включил в ящике стола диктофон, — случилось то, что в вашем распрекрасном цирке произошло еще одно убийство.

Кох втянул голову в плечи.

— Кого убили? — спросил он после долгой паузы.

— Я скажу тебе, Генрих. И скажу кое-что еще.

И лучше для тебя будет, если ты очень, очень внимательно отнесешься к моим словам. И моим предложениям.

Минул час. Конвой скучал в коридоре. А опергруппа в полном составе сидела в соседнем кабинете, ожидала: когда Колосов закончит и представит на суд коллег аудиозапись вербовки.

— А в обмен на выполнение задания — наши условия: нахождение под подпиской до суда. И самое для тебя главное: закрытый процесс. Полная гарантия сохранения тайны. И если и далее будешь на нас добросовестно работать — полная конфиденциальность. — Колосов медленно излагал условия «торга». — Твои родители, сестра, твои коллеги в цирке — им всем будет известно лишь то, что ты судим за… злостное хулиганство. Во всех учетах, картотеках, справках в дальнейшем будет фигурировать эта статья.

— Они что.., до сих пор не знают, за что меня взяли? — Кох подался вперед. — ТЫ ЧТО, НЕ СКАЗАЛ ИМ?

— Они знают лишь то, что тебя задержали по подозрению в убийстве Петровой и Севастьянова. Теперь, после известных событий, от этих подозрений не осталось камня на камне. Ты чист в их глазах. В будущем они узнают, что тебя будут судить за.., драку с сокамерником, учиненную тобой во время твоего пребывания в изоляторе. То есть за хулиганство: