81  

— Извините, у меня не так много времени, — нахмурился он и даже повысил голос, но эффект получился скорее комический, голос неожиданно сорвался. Он сложил руки на груди и сердито взглянул на нас.

— После нашего разговора мы отправились в Шахово, — начала Анна, устраиваясь на диване. Платонов перебил ее:

— Вот как? А зачем, позвольте спросить?

Мы переглянулись.

— Вы смогли возбудить наше любопытство, — улыбнулась Анна. Как я уже говорила, улыбка у нее чудесная, вряд ли кто способен устоять перед ее обаянием. Николай Иванович вздохнул и горестно покачал головой, но заговорил спокойно, теперь в его голосе не было и намека на враждебность.

— Как это глупо, — поморщился он. — Я должен был предвидеть…

— Что предвидеть? — тут же спросила я.

— То, что вы решите взглянуть на барский дом, хотя смотреть там совершенно не на что. Насколько мне известно, там развалины. Я видел фотографии.

— Фотографии?

Он вздохнул:

— Да. Виталий сделал фотографии по моей просьбе. В прошлом году. Вряд ли с тех пор там что-либо изменилось, по крайней мере в лучшую сторону.

— Вы правы, — подтвердила я. — Мы имели неосторожность спуститься в подвал, и кто-то нас там запер.

— Вы видели их? — спросил старик с беспокойством.

— Кого? — насторожилась я.

— Ну… тех, кто вас запер?

— Николай Иванович, вам не кажется, что вы должны нам кое-что объяснить? — вкрадчиво спросила я. Он отчаянно замотал головой.

— Ничего подобного. С какой стати? И что вообще, по-вашему, я должен объяснять?

— Некоторые странности. Мы поехали в Шахово и оказались в неприятной ситуации.

— Я-то здесь при чем? — возмутился Платонов. — Откуда мне было знать, что вы туда поедете?

— Предположить такое не трудно.

— Это все моя болтливость, проклятая старческая болтливость, — сказал он в досаде и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. — И ваше любопытство. В результате…

— А что скажете на это? — спросила я, достав из кармана записку и протягивая ее Платонову.

Он схватил записку, глаза его стали огромными за стеклами очков, руки дрожали так, что записку он выронил, и она упала ему на колени.

— Я так и думал, я догадывался…

— О чем вы догадывались? — не отставала я.

— Он не случайно здесь появился.

— Кто?

— Виталий. Я… у меня были подозрения, он совсем не похож на бомжа, к тому же… ах, что говорить…

— Так эту записку написал Виталий?

— Вне всякого сомнения. — Платонов подкатил кресло к шкафу и достал тетрадь. Обычная ученическая тетрадь в двадцать четыре листа. Открыл ее и протянул мне.

«Что купить?» — прочитала я. Далее другим почерком перечень продуктов. Ниже опять той же рукой: «Починил кран». Конечно, я не графолог, но почерк очень похож на тот, которым написана записка. Платонов взял авторучку и написал на чистой странице: «Это Виталий». Почерк у него был своеобразный, красивый, со множеством завитушек, он разительно отличался от того, каким была написана записка.

— Убедились? — вздохнул старик, отбрасывая тетрадь.

— Допустим, это Виталий, — кивнула я. — С ним можно поговорить? Я хотела сказать, задать пару вопросов.

— Его нет, — покачал головой Платонов и как-то странно передернул плечами. — Он исчез. Ушел вчера вечером и больше не появился.

— Такое раньше бывало? — вздохнула Анна.

— Никогда. Из дома он уходил только по делам. И всегда возвращался вовремя. Я ведь без него совершенно беспомощен, о чем ему прекрасно известно. А вчера он ушел, ничего мне не сказав. Я даже не заметил, когда это произошло. И он до сих пор не вернулся. С ним что-то случилось. Без сомнения, с ним что-то случилось. — Голос его звучал как стон, я была уверена, он сейчас заплачет. Мою недавнюю подозрительность сменила жалость.

— Может быть, позвонить в милицию?

— Бесполезно. Они начнут поиски через три дня. Виталий бездомный, у него даже паспорта нет, кому нужно его искать. Они отмахнутся от меня, как от назойливой мухи.

Эти слова вновь возродили мое недоверие.

— Виталий бездомный?

— Я же вам говорил, он бомж.

— Но каким образом он оказался в вашем доме?

— Год назад зимой позвонил в калитку. Был страшный мороз. Я его впустил. В то время я жил один, по хозяйству помогала соседка, с остальным кое-как справлялся сам.

— И вы впустили его в дом? — не поверила я.

— В доме в тот момент была Валентина. В случае чего могла позвонить в милицию. В конце концов, это был акт человеколюбия. На улице стоял страшный мороз, а он практически босиком, в драном пиджаке.

  81  
×
×